Марик рассматривал подставку для нот, все еще сидя за роялем. Ждал продолжения.
– И опять же, повторюсь, я готов тебя взять в ансамбль. Прямо сейчас. Конечно, придется репетировать и заниматься. Вокалу тебя никто не учил?
Марик отрицательно покачал головой.
– Я познакомлю тебя с чудесным педагогом, который огранит бриллиант, скрывающийся в твоем горле. Сольных партий не обещаю, так что расслабься, Гоги, никто тебя не выгоняет.
– А я уж думал, – хохотнул усатый.
Все дружно засмеялись. Марик покраснел. Ему вдруг показалось, что смеются уже над ним.
– Будешь ходить на репетиции, заниматься, разучишь репертуар. А когда достигнешь совершеннолетия, переведем тебя в основной состав. Только учти, репертуар у нас серьезный, там, – Салимов многозначительно поднял глаза к потолку, – утвержденный. Так что «Звезд балканских», а тем более итальянщины не будет, Марик-джан.
И Марик все понял. Веселый тон и улыбка Салимова его не обманули, как и шутливое обращение «джан», до которого Марику еще расти и расти. Он-то решил, что его уже принимают как настоящего певца. Да, наверное, Салимов прав, нужно учиться. И педагог по вокалу – это здорово!
Но Марик как-то сразу вспомнил, что именно поет «Уруз» на концертах. Все вокруг с таким восхищением произносили название коллектива, добавляя, что это государственный ансамбль Республики. А сейчас в голове явственно звучали строчки: «За мир, за хлеб, за отчий дом спасибо партии родной…» Нет, Марик исправно носил пионерский галстук, когда пришло время, вступил в комсомол. И даже на собрания ходил. Иногда. В их школе на таких вещах не особо зацикливались, считая главным успеваемость по специальным предметам, а не идейность. Но петь «Спасибо партии» было еще хуже, чем «Песню о Щорсе». Не такой музыкой он хотел заниматься, совсем не такой.
А Салимов продолжал улыбаться.
– Ну что, Марик-джан, согласен?
– Нет.
В комнате воцарилась тишина.
– Спасибо, что нашли время меня послушать. Мне было очень важно узнать ваше мнение о моем голосе. – Марик умел быть вежливым, к тому же говорил чистую правду. – Но я понял, что еще не готов.
И вышел, не забыв попрощаться.
До школы он добрался как раз ко второму уроку. За партой его уже ждал Рудик, грустный как никогда.
– Что, лауреатам конкурса можно и поспать подольше? – съязвил он, увидев друга. – Алевтина Павловна тебя искала. На следующей неделе ты едешь в Москву, на Всесоюзный конкурс.
– Мы едем, – поправил его Марик. – Мы с тобой.
– А я причем? Я же не лауреат.
– Мы едем в Москву. Или не едет никто. Не дрейфь, договорились же вместе.
– И в каком качестве я туда поеду?
– В качестве аккомпаниатора! У нас будет не сольный номер, а дуэт! Ну и что, что конкурс певцов? Зато от нашей школы поедет сразу два талантливых ученика! Алевтине Павловне идея наверняка понравится.
– Не уверен, – пробормотал Рудик себе под нос, но Марик его не слушал.
– Говорят, Москве можно свой голос на пленку записать, представляешь? Музыкальная открытка это называется. Толька рассказывал, он летом с отцом ездил, Москву посмотреть. И они записали, как Толик привет маме передает. Ну не дурак? Кому этот «привет» нужен! Мы с тобой запишем, как мы поем! И будет у нас настоящая запись! – рассуждал он, выкладывая на парту учебник по географии, хотя уже прозвенел звонок на алгебру.