– Гравюр, картин, рисунков, рукописей, предметов мебели очень много. Возможности показать все сразу у нас нет. Увы, в пятнадцати имеющихся залах можно разместить не так уж и много. Поэтому малоизвестные работы мы бережно храним, показывая публике время от времени.
– Значит, картины, собранные Баталовым, не слишком ценные? – уточнил Федор.
– Ну что вы, – обидчиво поджав губы, Ангелина Сергеевна застучала квадратными каблуками по ступенькам, – для нас ценно все, что несет в себе частичку истории и талант художника.
– Я не сомневался в этом, – торопливо сказал Иннокентий Петрович, отправляя панамку в карман пиджака. – Просто хотел узнать, есть ли среди картин работы известных мастеров и о каком периоде идет речь?
– В основном коллекция содержит полотна художников, живших в начале нашего века. Но есть и современные работы.
Доверив Кепочкина и Федора заботам сморщенного маленького старичка в очках с толстыми стеклами, Ангелина Сергеевна вздохнула и, заметно погрустнев, отправилась на первый этаж. Видимо, увлеченный профессор оставил в ее сердце неизгладимый след.
Экскурсовод был весьма знающим человеком, досконально изучившим все, что касалось вверенных ему залов. Прочитав двадцатиминутную лекцию, сдобренную короткими рассказами о личной жизни художников, он охотно принялся отвечать на вопросы – давно не представлялся случай пообщаться с людьми, живо интересующимися «его» картинами.
– Вы упомянули, что эти работы передал галерее коллекционер Баталов. – Федор показал на одну из стен. – Мы бы хотели узнать некоторые моменты его жизни, если можно, конечно. Иннокентий Петрович – профессор, пишет книгу…
Договорить он не успел. Надувшись как индюк, Кепочкин вышел на передний план и пустился в такие многоэтажные повествования о «деле всей своей жизни», что и по времени, и по объему информации переплюнул лекцию старичка в очках. Тот, безмерно зауважав профессора, сердечно тряс его руку почти минуту. Федор прислонился к колонне и лишний раз убедился в том, что взял с собой бывшего мужа «Оксаночки» не напрасно.
– А никто не пробовал украсть эти картины? – спросил он.
– Нет, что вы, – засмеялся экскурсовод. Сухенькое тело задергалось, нос зашевелился, очки поехали вниз.
– А вы не знаете, Баталов завещал галерее всю коллекцию? – ненавязчиво поинтересовался Иннокентий Петрович. Этот вопрос он отрепетировал с Федором в машине и теперь посчитал, что время его задать пришло.
– Нет, не всю. У Николая Андреевича еще имелась картина «Женщина в черном», конец двадцатого века, автор неизвестен. В завещании она не была указана, и где находится в данный момент, я не знаю. На первом этаже в вестибюле лежат брошюры с фотографиями, отыщите каталог картин Николая Баталова и посмотрите, если интересно.
Федор сдвинул брови и бросил взгляд на Кепочкина. Почему отец Валентины завещал галерее не все картины? И где сейчас «Женщина в черном»? Над этим стоило подумать.
Поблагодарив экскурсовода, они отправились вниз.
– Ну, как я? Справился? – обеспокоенно спросил Иннокентий Петрович, расстегивая пуговицы пиджака. – Так волновался, так волновался!
– Все прошло отлично, ты здорово мне помог, – похвалил Федор, листая тонкий каталог. Глянцевые странички пестрели заголовками и фотографиями.
Облегченно вздохнув, Кепочкин блаженно улыбнулся. Замечательно, что он встретил на жизненном пути такого интересного человека, как Федор. А то бы бесконечно сидел за письменным столом, не отрываясь от плана лекций и курсовых работ, и не примерил бы на себя роль сыщика. Столько эмоций за один день! Точнее, всего за два часа!
– Вот она – «Женщина в черном».
– Где? – Иннокентий Петрович с нетерпением нырнул в каталог. – Красивая… – Он вдруг нахмурился, склонил голову набок и нервно почесал себя за ухом.
– Что-то не нравится? – спросил Федор, наблюдая странную реакцию профессора.
– Нет… Э-э-э… Просто у меня такое чувство, будто я ее уже где-то видел.
– Кого? Картину?
– Нет, женщину. Но это невозможно, она жила в прошлом веке…
– Посмотри еще раз. Внимательно.
– Точно видел, – уверенно сказал Кепочкин после минутного раздумья. – Но только не ее саму, а очень похожую женщину…
– Где?
– Я не знаю… Не помню. Такой же взгляд, черная одежда, лицо… Только, прошу, не считай меня сумасшедшим, я и сам понимаю, что мои слова кажутся бредом.
– Не кажутся, – резко ответил Федор. Сейчас он был рад любой зацепке, чего только в жизни не случается. Профессор выдумывать не станет. Иннокентий Петрович просто рассеянный человек, которому трудно сосредоточиться на чем-то, что не касается звезд или иных миров. Рассеянный, но не глупый и уж тем более не сумасшедший. Да, женщину с картины он не мог встретить, однако другую, похожую – почему бы и нет? Федор прищурился и скрутил брошюру в трубочку. – Если вспомнишь, где ее видел, позвони в любое время суток.
– Непременно, – закивал Иннокентий Петрович. – Я теперь не успокоюсь, пока не вспомню! Вечно все забываю…
Взволнованную тираду профессора прервал телефонный звонок – мобильник Федора громким пиликаньем потребовал к себе внимания.
– Да, слушаю.
– Это Наташа.