Мадам «Нет»

Случалось, мы с Володей не могли попасть в кино (особенно за границей). Там есть такая градация фильмов – «до двадцати одного года не разрешается», хотя это и не порно. И не раз Васильева в кинозал пропускали, а меня – нет. Показываю обручальное кольцо: «Я уже замужем!» Не пускают, не верят, что мне исполнился двадцать один год. Очень я из-за этого переживала! А в Москве в свое время не верили, что исполнилось шестнадцать. Как придем в кино на фильм «до шестнадцати», так меня заворачивают: «Мальчик пусть проходит, а девочка останется». Из-за того что я выглядела младше своего возраста, масса и других недоразумений случалась. То почтальон бандероль не отдавал: «А взрослые дома есть?» (когда я уж давно в театре работала). То гаишник меня останавливал: «Почему девочка за рулем?!» Как-то раз повезла маму в магазин, она вышла, я сижу жду ее. Какие-то мальчишки машину окружили и спорят. Один клянется, что видел, как «эта девчонка» машину вела, остальные не верят: «Да она просто за руль уселась, пока бабушки нет!»

После свадьбы мы одно время жили вместе с мамой в коммуналке в Брюсовском переулке, где было две комнаты: мамина – метров шестнадцать, и наша с Володей – метров десять. В нашей стоял мой девичий узкий матрасик на ножках – Володя с него постоянно падал. Через некоторое время накопили на раздвижной чешский диван – и не могли на него нарадоваться!

А года через два нам с Володей дали комнату в общежитии Большого за театральными мастерскими на улице Москвина. Это было такое счастье! Комната с балконом, двадцать метров: она казалась нам огромной залой – впору балы устраивать! Там, правда, во дворе находилась школа, и каждое утро раздавалось громогласное: «Равняйсь! Смирно!» – ученики на физкультуру строились. Я их ненавидела! Самый сладкий сон губили…

Общежитие состояло из четырех комнат: кроме нас там еще проживали два бывших артиста балета (оба одинокие) – Лев Александрович Поспехин и Мария Васильевна Дамаева – и одна пара людей нетеатральных (не знаю, как они попали в общежитие Большого). Жили необычайно дружно, за нами все ухаживали, вечно нам чем-то помогали. Когда мы там по молодости устраивали разные сборища, то делали обычно так: у Марии Васильевны накрывали стол, у нас – танцевали, у дяди Левы – еще что-нибудь затевали, и все ходили-гуляли из комнаты в комнату. Двери распахнуты, музыка играет, весело! Друзей всегда полно, чуть не круглые сутки приходят-уходят (театр же рядом), холодильник вечно пустой. Васильев одно время очень хотел бар завести (тогда в квартирах москвичей только-только начали появляться эти детали заграничного образа жизни). И вот получили мы какую-то зарплату, заполнили свой бар бутылками – но ровно до вечера! Потому что целый день гости заходили, из холодильника все вытаскивали и из бара все выпивали! В общем, еще пару раз Володя бар заполнил – и решил, что для заграницы это подходит, а у нас не получается… Я, конечно, готовила, но так, понемножечку: в основном мама помогала. Мы же весь день проводили в театре. А маме тогда хлопот хватало! С утра она бежала к себе на работу в издательство «Восточная литература». В обед – по магазинам, потом к нам – приготовить обед, и только поздно вечером – к себе. Посуды вечно не хватало, и, если у нас собирались гости, приходилось тащить тарелки-ложки от мамы к нам. Когда гости приходили к маме – несли все обратно. Вещи тоже: одни лежали у нее, другие – у нас. Когда погода менялась, оказывалось, что надеть нечего, потому что именно это платье (костюм, туфли) в настоящий момент как раз находилось в другой квартире. Хорошо, что мы жили рядом – минут пятнадцать пешком, хотя, конечно, таскаться с посудой из дома в дом все равно надоедало…

«Французские приемы»

В том общежитии Большого театра мы впервые принимали иностранных журналистов. Французский журнал «Пари матч» считался настроенным откровенно антисоветски, и вдруг корреспонденты именно этого издания выразили желание сделать с нами интервью. Тогда впервые «Пари матч» собирался публиковать материал о советских артистах. Нам позвонили из Министерства культуры и сообщили эту новость. Я сразу задала вопрос:

– Вы понимаете, что мы живем в общежитии? И вообще – как мы живем?..

– Неважно! Вы сможете их принять?

– Принять-то можем, но…

– Неважно, примите!