Мадам Мидас

Таким образом, новоявленный проповедник основал секту, и она приносила ему достаточно денег, чтобы мистер Марчёрст возвел храм – именно так он называл построенное им сооружение, смахивающее на сарай. Создав новое общество, Марчёрст окрестил его «Избранными». Членами его церкви были около сотни человек, и, благодаря их пожертвованиям, а также имея немного собственных денег, предприимчивый джентльмен ухитрялся жить тихой жизнью в коттедже на Черном Холме рядом со своим храмом.

Каждое воскресенье по утрам и вечерам мистер Марчёрст разглагольствовал, разъясняя свои взгляды скудной пастве, которая взирала на него как на некоего пророка.

Вообще-то, этот человек обладал такой необычайной притягательной силой, что она казалась неотъемлемым свойством пророка, и именно рьяный энтузиазм мистера Марчёрста и красноречивый язык очаровали бесхитростных людей, которые поверили в него. Но доктрина велеречивого пророка была слишком примитивной и поверхностной, чтобы пустить глубокие корни, и легко можно было догадаться, что когда Марчёрст умрет, «Избранные» тоже умрут – в смысле умрут как секта. Потому что она не была охвачена тем ревностным религиозным жаром, который есть жизнь и душа каждой новой доктрины.

Фундаментальные принципы религии Марчёрста были крайне просты: он спасал своих друзей и проклинал врагов, к каковым относил всех, не разделявших его мировоззрения. Если вы были членом «Избранных», мистер Марчёрст заверял, что Золотые Врата широко для вас раскрыты; если же вы придерживались любой другой религии, вас ждала вечная погибель. То есть, в соответствии с этой либеральной доктриной, сто человек, составлявших его паству, отправятся прямиком на Небеса, а все остальное человечество провалится к дьяволу.

Несмотря на эгоистичность такой теории, обрекавшей множество душ на вечные муки, Марчёрст был добросердечным человеком. Его религия была скорее его иллюзией, чем чем-либо другим. Но когда требовалось дать совет, мистер Марчёрст демонстрировал недюжинный ум, и Мадам Мидас глубоко уважала его за это.

Хотя пастырь часто пытался обратить миссис Вилльерс в свою веру, она отказывалась попадаться на удочку излагаемых им поверхностных софизмов. Мадам говорила, что имеет собственный взгляд на религию, но отказывалась беседовать на эту тему, хотя мистер Марчёрст часто и настойчиво пытался вызвать ее на разговор. Фанатик сожалел о таком упрямстве, поскольку, согласно его кредо, Мадам была потерянной душой. Но хозяйка заблудшей души слишком нравилась ему как личность, чтобы ссориться с ней из-за этого, и Марчёрст утешался мыслью, что рано или поздно миссис Вилльерс будет искать прибежища среди его овец.

С месье Ванделупом ему повезло больше. У того вообще не было религии, и, чтобы как можно чаще видеться с Китти, Гастон позволил Марчёрсту думать, будто тот его обратил. Гастон регулярно посещал воскресные службы, часто являлся к мистеру Марчёрсту и на неделе – якобы для того, чтобы побеседовать о доктринах «Избранных», а на самом деле, чтобы повидаться с дочкой старика.

Этим ясным днем, когда все купалось в лучах солнечного света, мистер Марчёрст не наслаждался красотой природы. Он заперся в своем угрюмом маленьком кабинете с плотно задернутыми, не пропускающими ни лучика занавесками, и вооружился чашкой крепкого чая и Библией, открытой на «Плаче Иеремии».

Все стены кабинета были уставлены книгами, но у них не было того дружелюбного вида, какой обычно бывает у книг. Нет, переплетенные в тускло-коричневую кожу, они выглядели такими же мрачными и неприветливыми, как и их содержимое, по большей части состоявшее из проповедей и жизнерадостных описаний бездонной адской ямы. Окружать себя приятными вещами шло вразрез с принципами Марчёрста, и весь его дом был обставлен в такой же гнетущей манере.

В своей идее об умерщвлении плоти, в том числе – зрения, мистер пророк заходил так далеко, что пытался склонить Китти носить платья унылых цветов и дамские шляпки, похожие на печные трубы. Но эта попытка потерпела печальный крах: девушка наотрез отказалась превращать себя в пугало и всегда носила платья самых веселых и легкомысленных фасонов.

Марчёрст оплакивал подобное проявление суетности, но, поскольку так и не смог преодолеть упрямство Китти, позволил ей поступать по-своему и утешался тем, что называл ее «шипом в боку».

Мистер Марчёрст был высоким, худым человеком, бледным из-за долгого пребывания в темноте, с такими подвижными суставами, что, когда он кланялся, то не столько наклонялся, сколько обрушивался с высоты. Вообще части тела мистера Марчёрста казались настолько халтурно скрепленными, что наблюдавшие за ним сильно нервничали – как бы преподобный не рассыпался, разбросав свои руки, ноги и голову по всей комнате.