Мадам Мидас

– Потому что выстрел встревожит весь дом, – безмятежно проговорил Голлипек, – и если меня найдут мертвым, вас арестуют за убийство. Если же я буду только ранен, я смогу рассказать несколько фактов о мистере Октаве Броларе – фактов, которые возымеют очень неприятное воздействие на жизнь мистера Гастона Ванделупа.

Ванделуп со смехом положил револьвер на каминную доску, зажег сигарету и сел напротив Голлипека.

– Вы храбрый человек, – заметил он, невозмутимо выпуская струйку дыма, – я восхищаюсь храбрыми людьми.

– Вы умный человек, – ответил доктор. – Я восхищаюсь умными людьми.

– Очень хорошо, – сказал француз, скрестив ноги в лодыжках. – Поскольку мы понимаем друг друга, я жду, когда вы объясните цель вашего визита.

Доктор Голлипек с похвальным самообладанием положил руки на колени и выполнил просьбу мистера Ванделупа.

– Я прочел в газетах Балларата и Мельбурна, – негромко начал доктор, – что Селина Спроттс, служанка миссис Вилльерс, мертва. В газетах говорилось, что подозревается убийство, и, согласно показаниям Китти Марчёрст, которую, кстати сказать, я хорошо помню, покойная была отравлена. Тело обследовали, но не обнаружили никаких следов яда. Зная, что вы знакомы с Мадам Мидас, я понял, что это особый случай – тем более что свидетельница видела, как был дан яд, но никаких следов оного не смогли найти. Поэтому я приехал в Мельбурн, повидался с доктором, который обследовал тело, и выслушал его мнение по этому вопросу. Симптомы, описанные как признаки апоплексии, были схожи с симптомами, при которых в Париже умерла женщина по имели Адель Блонде. Тот случай описывается в книге господ Превола и Лебрана. У меня появились кое-какие подозрения, я принял участие в химическом анализе тела и выяснил, что женщина по имени Спроттс была отравлена экстрактом болиголова – тем же самым ядом, который фигурировал в деле Адели Блонде. Человек, отравивший Адель Блонде, был сослан в Новую Каледонию, сбежал оттуда и явился в Австралию. Он приготовил яд в Балларате… А причина, по которой я сегодня сюда заглянул, – это чтобы узнать, зачем месье Октав Бролар, более известный под именем Гастона Ванделупа, намеревался отравить Мадам Мидас, вместо каковой по ошибке отравил Селину Спроттс!

Если доктор Голлипек рассчитывал смутить Ванделупа подробным перечислением фактов, он никогда в жизни не ошибался сильнее, потому что сей молодой джентльмен хладнокровно выслушал его до конца и, вынув сигарету изо рта, спокойно улыбнулся.

– Во-первых, – вежливо сказал Гастон, – я признаю правдивость всей вашей истории, за исключением последней ее части. И я должен сделать вам комплимент: то, что вы догадались идентифицировать Ванделупа как Бролара, достойно восхищения, хотя вы не можете предоставить никаких доказательств, что это одно и то же лицо. Что же касается смерти мадемуазель Спроттс, – да, она умерла так, как вы сказали. Но хотя я и изготовил яд, я его не применял!

– Тогда кто же применил? – спросил Голлипек, заранее приготовившийся к такому запирательству.

Ванделуп разгладил ус и остро посмотрел на доктора.

– Китти Марчёрст, – хладнокровно ответил он.

Дождь дико колотил в окно, кто-то в нижней комнате играл неизменный вальс «Однажды летней ночью в Мюнхене», а Ванделуп, откинувшись на спинку своего кресла, пристально глядел на доктора Голлипека, который недоверчиво взирал на него.

– Это неправда! – резко сказал доктор. – Какие у нее были причины отравлять мисс Спроттс?

– Никаких причин, – мягко проговорил француз. – Но у нее были причины отравить миссис Вилльерс.

– Продолжайте, – угрюмо сказал Голлипек. – Я не сомневаюсь, вы состряпаете отличную историю!

– С вашей стороны очень любезно делать мне комплименты, – беспечно ответил Ванделуп. – Но так уж вышло, что в данном случае я говорю правду. Китти Марчёрст была моей любовницей.

– Значит, это вы погубили ее? – вскричал доктор, отталкивая свое кресло.

Француз равнодушно пожал плечами.

– Если вы должны называть это именно таким словом, то – да, – просто ответил он. – Но она упала мне в руки, как спелое яблочко. Уж конечно, – с издевательской ухмылкой добавил Ванделуп, – вы, в вашем-то возрасте, не верите в добродетель?

– Нет, верю! – яростно ответил Голлипек.

– Ну и глупец!

Гастон бросил развратный взгляд на отражение своего красивого лица в зеркале.