Я мог бы воспользоваться его отъездом, чтобы снова увидеть графиню, но не решился попросить у нее на это разрешение.
XXVI
К тому же я должен был съездить в Париж. Необычайная проницательность г-жи де Шамбле, в чем мне довелось лично убедиться, вызывала у меня сильную тревогу. Вы помните, как однажды в разговоре графиня произнесла: «Предчувствие говорит мне, что вам суждено спасти меня от страшной опасности».
Что это была за опасность? Возможно, Эдмее удалось бы отчетливо увидеть ее во время магнетического сна, но как-то раз она сказала мне: «Никогда не усыпляйте меня, если только я вас об этом не попрошу». Будучи в Жювиньи, графиня сама послала за мной, чтобы я ее усыпил; вероятно, тот же ангел-хранитель, пробуждавший в ней сверхъестественные ощущения, в свое время предупредит ее о приближающейся беде.
Госпожа де Шамбле предвидела, что мне суждено спасти ее от некоей опасности; поэтому мне следовало быть начеку, чтобы отразить любой удар.
Откуда же исходила или, вернее, должна была исходить угроза? Я не имел представления об этом, но моя интуиция, в свою очередь, подсказывала мне, что источником опасности может стать аббат Морен или г-н де Шамбле.
С помощью чего обычно предотвращают почти всякую угрозу, за исключением смертельной? С помощью денег.
Итак, я решил отправиться в Париж, чтобы собрать там довольно крупную сумму — тридцать — сорок тысяч франков в банковских билетах и столько же в переводных векселях, действительных в Лондоне, Нью-Йорке и Новом Орлеане, а затем всегда держать эти деньги при себе в бумажнике. По воле случая мой нотариус также проживал на Паромной улице, в доме № 42, то есть почти напротив нотариуса г-на де Шамбле; я надеялся, что он сможет раздобыть для меня некоторые сведения о состоянии графа. Я уже достаточно видел, чтобы понять, что все треволнения в семье г-жи де Шамбле проистекают из-за денег, и Альфред мне это подтвердил.
На этот раз я не стал скрывать от друга цели своей пот ездки и рассказал ему обо всем, кроме пророчества, заставившего меня собраться в дорогу. Альфред предложил мне воспользоваться его кошельком: его тетки, точнее, парки, как он их величал, всегда держали для племянника наготове сотню тысяч франков.
Я поблагодарил друга, вежливо отказавшись, но сказал при этом, что, возможно, мне еще придется прибегнуть к его услугам.
Перед самым отъездом из Рёйи мне доложили, что некий молодой человек из Берне желает меня видеть. Я был один (Альфред уже уехал в префектуру). Предполагая, что пришел Грасьен, я велел Жоржу впустить гостя и в то же время вышел ему навстречу.
Мы встретились у дверей обеденной залы; стол был уже накрыт, и я попросил поставить второй прибор.
Молодой человек долго отказывался от чести позавтракать со мной, но в конце концов согласился.
Поездка в Париж не была такой уж срочной, и я мог отложить ее до вечера или даже перенести на следующее утро, так мне не терпелось поговорить с Грасьеном о г-же де Шамбле.
Он пришел по ее поручению и принес мне письмо следующего содержания:
«Друг, не хотите ли преподнести мне бесценный подарок, не представляющий для Вас особого значения ? Не позволите ли Вы Грасьену забрать из Жювиньи мою маленькую Богоматерь с венком и букетом флёрдоранжа ? Я благоговейно верую и хотела бы, чтобы она хранила меня в этой жизни и на том свете. У меня есть для нее часовня, где я хотела бы провести с Вами вечность.
Вы можете оставить себе венок и букет флёрдоранжа в качестве возмещения за убытки, если считаете, что оно необходимо.
Венок и букет принадлежат только мне, и я могу отдать их своему брату целиком — вплоть до последнего лепестка
.
Признательная Вам
Эдмея».
Я поднес письмо к губам — мне смертельно хотелось расцеловать буквы, написанные рукой графини.
Грасьен заметил мое движение и понял, какое желание я пытаюсь превозмочь.
— О господин Макс, — проговорил он с улыбкой, — вы можете поцеловать письмо, не обращая на меня внимания. Смелее! Мы с Зоей прекрасно знаем, что вы любите графиню и…
— Что? — спросил я.
— И… ладно, ничего не поделаешь, придется сказать! Я не думаю, что это будет для вас новостью: госпожа графиня тоже вас любит.
Мое сердце затрепетало от радости, и я поднес письмо к губам.
— Ты знаешь, о чем просит меня графиня? — спросил я Грасьена.
— Наверное, речь идет о маленькой Богоматери из Жювиньи, — ответил он.
— Верно.
— Вот именно, наша бедная дорогая госпожа очень ею дорожит. Она столько раз говорила Зое: «О! Если бы со мной была моя маленькая Богоматерь!» — что та не выдержала и сказала: «Что ж! Попросите у него вашу маленькую Богоматерь, и он отдаст ее вам с радостью, зачем она ему?» Но госпожа лишь покачала головой. «Может быть, — произнесла она, — эта статуя значит для него больше, чем тебе кажется». — «Хотите, я схожу к нему и попрошу ее от вашего имени? — предложила Зоя. — Я уверена, что, если приду к нему по вашему поручению, он мне не откажет». — «Нет, — отвечала госпожа графиня, — я лучше ему напишу». Надо сказать, что, когда речь идет о вас, никто не называет вас «господин Макс» или «господин де Вилье», а все просто говорят «он».