Мачо чужой мечты

— Торт меня смутил, — пояснил Владимир, вгрызаясь в принесенный официантом кусок мяса, — нас редактор строго предупредил: хорош про пидоров писать, надоели. А че поделать, если они везде пролезли, плюнь — и попадешь в голубого. Нормальный мужик не станет сладкое готовить, поэтому я и напрягся. Ну, будет баллоны гонять, говори по сути, я обработаю литературно твои корявые речи — и на полосу.

Я вдруг вспомнил где-то услышанный анекдот. «Вовочка, — с гневом восклицает учительница, — что за ерунду ты написал в сочинении: Пушкин дрался на дуэли с Лермонтовым, а Дантес был у них секундантом. Татьяна Ларина и Анна Каренина покончили с собой, не поделив любовника графа Монте-Кристо, собачка Муму и Герасим состояли в интимной связи, а поросята Нуф-Нуф, Ниф-Ниф и Наф-Наф на самом деле женщины-лесбиянки! Как такая глупость тебе в голову пришла?» — «Не знаю, Марь Иванна, — отвечает Вовочка, — вам не нравится, а я уже три года вполне успешно сотрудничаю в газете, в отделе литературной критики».

— Ну че, язык съел? Вань, говори! — поторопил Коэн.

И тут у меня ожил мобильный.

— Вава, — трагическим шепотом произнесла Николетта, — катастрофа!

— Ты заболела?

— Хуже! Приехала Деля, она хочет забрать камень. Вава! Сюда! Скорей!

— Извини, я занят.

— Ах вот как, — завопила Николетта столь пронзительно, что я отодвинул аппарат от уха, — у меня отбирают метеорит! Похищают! Грабят! А ты! Черствый волк с сердцем, покрытым черепицей. Я изойду на слезы! Умру! Немедленно сюда! Сию секунду!

Из трубки полетели гудки.

— Извините, — сказал я Владимиру, — семейные проблемы требуют прервать беседу.

Внезапно Коэн встал, пока он выпрямлялся, его руки ухитрились запихнуть в рот остатки икры, мяса и картошки фри.

— Плати — и едем, — пробубнил он, давясь едой.

— Куда?

Владимир лихо опустошил фужер с коньяком, я невольно вздохнул, напитка было граммов двести, не меньше.

— Эй, счет, — завопил Коэн, — живо, нам некогда сопли жевать! Вань, отстегивай мани.

Я расплатился, плохо понимая, что происходит, и пошел к машине. Владимир сел на переднее сиденье и с легким презрением отметил:

— Жесть.

— Вы о чем?

— О твоей тачке. Чистая жесть.

— Не уверен. Хотя точно не скажу, из какого металла сделана машина.

Коэн разразился хохотом.

— Ну, блин, жесть, — простонал он, — ваще! Я думал, ты жжешь! Ан нет! Поехали в Саратов!

Я выронил ключ зажигания.

— Куда? В Саратов? Но нам туда за час не добраться!

Владимир сложился пополам. Я терпеливо ждал, пока борзописец придет в себя и объяснит, в чем дело.

— Жесть, — вымолвил наконец журналюга, — а ты прикольный. Едем скорей к бабе, у которой сейчас отнимают метеорит, я очень хорошо слышал, как она из трубы орала!

— Это невозможно!

— Почему? — скривился Владимир. — Что мешает тебе отправиться туда и сделать суперматериальчик?

Я взялся за руль. Действительно, этот наглец прав: если я сейчас притащу его к Николетте, то, вероятнее всего, маменькина свекровь Деля постесняется устраивать скандал, а все объяснения прессе захочет дать лично Николетта, она не разрешит мне тянуть на себя одеяло славы. И какие ко мне тогда будут претензии? Явился по приказу Николетты, спас метеорит и ухитрился избавиться от надоедливого Коэна!

— Поторопись, — икнул корреспондент, свесил голову на грудь и захрапел.

Я открыл окно, чтобы туда выдувало отвратительный запах, источаемый Коэном. Мало того, что репортер, похоже, последний раз мылся на Новый год, так от него еще несет алкоголем.

Дверь нам открыл Монти.

— Ванечка, — закатил кузен глаза, — тут такое!

— Какое? — спросил я, оглядывая черные провода, змеями тянувшиеся по коридору.

Монти заломил руки.

— Радио, телик, я так устал, сил нет. Люди пристают, спрашивают. И у всех проходят болезни.

— Суп-п-пер, — прозаикался Коэн, держась за мое плечо. — Показывай примочку, малыш!

— Это кто? — ужаснулся Монти.

— П-п-пресса, — ответил Владимир.

Кузен отступил в коридор.

— О, нет.

— Да, — решительно сказал я, — где Николетта?

Монти поднял руку, и тут из гостиной раздался отчаянный визг. Забыв про плохо стоящего на ногах Коэна, я рванул на шум.

Николетта оказалась жива-здорова, более того, противный звук издавала не маменька, верещала сильно накрашенная баба в невероятной желто-красно-зелено-синей тунике.

— Она ушла, — сиреной надрывалась незнакомка, — насовсем. Прямо сразу, понимаешь?

Поскольку странная мадам обращалась явно ко мне, я решил утешить обезумевшую гостью и вежливо ответил:

— Не стоит расстраиваться, вполне вероятно, что она вернется.

Вопившая застыла с раскрытым ртом, затем, понизив голос, заявила:

— Ну уж нет! Чего ты мне желаешь! Я мучилась язвой не один год, желудок постоянно болел, только прикоснулась к нему, все прошло! Ты откуда?

— Из машины, — ответил я, — вернее, из прихожей, но до этого сидел в автомобиле!

— Идиот, — гаркнула «туника», — какое издание представляешь? Сначала получи у пресс-секретаря, черт, забыла, как его зовут, разрешение на интервью!

— Вава, — заверещала Николетта, влетая в гостиную, — вот он!

— Пришел по первому зову. — Я не упустил момента показать решимость помочь ей.