Лермонтов прибыл в Геленджик около 21 апреля и поступил в распоряжение начальника 1 отделения черноморской береговой линии артиллерийского генерал-майора Штейбена, к которому особенно расположен был Вельяминов, «вообще не жаловавший генералов». Под начальством этого лица Лермонтов впервые познакомился с боевой жизнью и услышал свист вражеских пуль среди постоянных перестрелок при конвоировании транспортов с разными запасами из Ольгинского тет-де-пона на Абинское укрепление. Тут отряд Штейбена присоединился к войскам генерала Вельяминова.
Вельяминов, начавший службу еще во время наполеоновских войн и участвовавший в Аустерлицком сражении, принадлежал к кружку, из которого вышло несколько заметных деятелей, между которыми был и Ермолов. На Кавказе Вельяминов был начальником славного генерала. Они были на «ты» и называли друг друга «Алешей». Вельяминов получил хорошее образование, а от природы одарен был замечательными умственными способностями. Нравственные и религиозные убеждения его были построены на теориях энциклопедистов, характер его был оригинальный и самобытный: он с властями держал себя самостоятельно. Как «командующий войсками Кавказской линии и Черноморий» с ближайшим начальником своим бароном Розеном не ладил. Строгость Вельяминова доходила до холодной жестокости. Подчиненные и войска боялись его, но имели к нему полное доверие. У горцев имя его звучало грозно. В аулах пелись о нем песни, называя его Кызыл Дженерал (то есть рыжий генерал).
Экспедиция 1837 года была предпринята для постройки новых крепостей на черноморской линии. Постройка этих фортов началась в 1833 году. Основанием кордонной линии было Ольгинское укрепление, крайней точкой — Геленджик. Затем каждый год Вельяминов предпринимал походы для ознакомления с краем, сожжения аулов и воздвижения новых крепостей. Экспедиции 1837 года должна была быть обширнее предыдущих. Отряду назначено было действовать преимущественно на южной стороне хребта, к юго-востоку от Геленджика, целью действия было занятие устьев двух рек: Пшады и Вулана (Чуапсина) и построение укреплений в крае, куда еще не проникали русские войска.
В состав действующего отряда назначены были Тенгинский и Навагинский полки в полном составе и два батальона Кабардинского, две роты саперов, четыре пеших черноморских казачих полка, несколько конных сотен линейного войска и три батареи 1-й артиллерийской бригады. Тут же находилось много офицеров из гвардии и армейских частей, прикомандированных для участия в военных действиях отряда. Офицеров, приезжавших из войск расположенных в России, поражали в кавказской армии самостоятельность ротных и батальонных командиров, разумная сметливость и незадерганность солдат; унтер-офицеры были вообще очень хорошие и люди заслуженные; в это звание производили не за наружность и ловкость во фронте. Вообще в войсках видны были остатки преданий суворовского времени. Между офицерами встречалось немало кутил, но старшие берегли молодежь и честь полка. Вооружение, в особенности пехоты, было плохое. Старые кремневые ружья и на сто шагов стреляли неверно, дела решались рукопашным боем, штыком, и вообще выработалось презрение к огнестрельному оружию. Понятно, что этот порядок вещей и военная служба на Кавказе должны были прийтись по вкусу Лермонтову, ненавидевшему мелкие стеснения фрунтовой службы, испытанной им в Петербурге. Порядок и жизнь кавказская приходились по нутру этой свободолюбивой натуре, и, естественно, что, вернувшись в столицу, он уже 1838 году стремится бежать от службы в гвардейском полку и просится обратно на Кавказ, но его не пускают.
Экспедиция была нелегкая.