M/F

Я провел рукой по настенному пульту управления, и свет погас. И посреди морфемы смолкла птица. А потом я уже был в просторной постели, где вступил в короткую борьбу с Катериной, слишком слабой и одуревшей от транквилизаторов, чтобы меня удержать. В то причастие в серебряной фляжке, которое мне пришлось выпить, были, вне всяких сомнений, подмешаны шпанские мушки или еще что-нибудь в том же роде, но истинным возбуждающим средством для меня послужила та распутная мадонна-наездница. То, что она начала, сейчас можно было закончить. Это ее, растолстевшую, я сейчас обнимал. Катерина вяло сопротивлялась, судорожно задыхаясь, но я шептал ей на ухо: Это просто спектакль, спектакль. Мне вспомнились строчки из сочинения графа Рочестера, процитированные однажды профессором Кетеки, чья фамилия, как я понял только теперь, была созвучна Китти Ки: Уж залп готовлюсь дать я из ствола! Внизу та молния, что выжжет все дотла! Мне надо сдерживаться надо сдерживаться надо сдерживаться.

Адский стук в дверь и пронзительные женские голоса вызвали противоспазм. Я мгновенно выскочил из постели, извергая семя на дункелевские овчинные коврики. Все еще извергаясь, нашел на ощупь пульт управления, включил свет, а вместе с ним и птичий голос, сообщавший, что нас, знаете ли, слышно. И сказал Катерине:

— Одевайся. Все кончено.

18

— Было бы справедливо, — повторил доктор Фонанта, — позволить им провести остаток их брачной ночи — радость которой была изрядно подпорчена травмой от столь внезапно и грубо прерванного удовольствия — где-нибудь в городе — скажем, в добрачном доме невесты. В конце концов, цирк все-таки не совсем подходящее место для начала медового месяца. Сей юной паре нужен покой. Они это заслуживают.

Фейерверк закончился, взошла четвертушка луны. Дункель осматривал трейлер на предмет следов осквернения. С его зрением было непросто как следует разглядеть пол, не опустившись на четвереньки, чего он не сделал. Катерина стояла рядом со мной, неестественно оживленная и веселая. Кольцо с ее безымянного пальца куда-то делось. Может быть, Дункель найдет его позже у себя в постели. Я снова надел костюм Лльва, с моим скудным имуществом, рассованным по карманам. Умберто по-прежнему удерживал мисс Эммет. Ножницы у нее на поясе поблескивали в лунном свете. Она все твердила:

— Ужасная женщина, гадкая женщина. Подслушивает, пытается подсматривать. Заманила мою Китти Ки в эту пакость с ее гнусным сыночком, а потом подслушивала и подсматривала. Будь здесь наш бедный Майлс, уж он-то бы разобрался и с сыном, и с матерью. Он бы им показал. Гнусная семейка.

Кто-то явно пытался выцарапать Адерин, Царице Птиц, здоровый глаз, хотя крови из слезного протока вытекло всего ничего. Она сказала:

— Он никуда не поедет. Не сейчас, если не вообще. У матерей свои права. Нам надо многое сказать друг другу.

— Теперь ваш сын — женатый мужчина, — улыбнулся доктор Фонанта из своего инвалидного кресла. — Он волен поехать куда захочет, и туда же поедет его жена.

— Женатый он, как же! — воскликнула мисс Эммет, и уже не в первый раз. — Я этой женитьбы не допущу. Грязный трюк у меня за спиной — вот что это такое. Я в полицию заявлю.

Я себя чувствовал очень странно: слабый, но не больной, грешник и мученик, под угрозой и вне опасности. Доктор Фонанта сказал очень мягко:

— Не надо в полицию, мисс Эммет. Давайте не будем. Ни к чему вмешивать в это дело полицию.

Мисс Эммет примолкла. Я сказал:

— Я, мам, отсюда валю. С Катериной. Я, на хрен, в вашу игру сыграл, и с меня, типа, хватит. Мы далеко уезжаем, совсем далеко. Деньги есть, у нее куча денег, так что нам есть на что жить. Ты же сама согласилась, мам. Ты же нас благословила жениться и тем самым как бы уже согласилась. Типа, нам надо жить своей жизнью и все такое, нет?

— Да, — устало ответила Адерин. — Но кое-что еще нужно уладить, bachgen. Чтобы я окончательно убедилась.

— Чего ты, мам, хочешь? Еще не все из меня выжала?

— Это все между нами, bach. Только мы с тобой, вдвоем. Ненадолго.

Доктор Фонанта отрывисто дернул плечом и сказал:

— Что ж, вполне справедливо. Умберто отвезет Катерину с мисс Эммет в город. Ваше здесь пребывание, мисс Эммет, было недолгим, но небогатым событиями его точно не назовешь.

— Женаты, как же! Пока я лежала в отключке и смотрела кошмарные сны.

— Вы, мальчик мой, как я понимаю, потом сами найдете, на чем добраться. Идите с мамой. Думаю, это в последний раз на какое-то время.

— A если я откажусь, мам?

— Ты не можешь отказаться, bach.

Да, я не мог. Она повела меня обратно к большому шатру, а мисс Эммет кричала мне вслед:

— Держись от нее подальше, слышишь меня? Женаты, как же!