Лжедмитрий

Ответ весьма глухо доходил до ушей Димитрия Ивановича. Но он продолжал расспросы:

— А есть у тебя родственники?

Боль сжимала боярину голову.

— Был у меня ещё брат Богдан. Да убили его, пожалуй, лет двадцать тому... А был он стрелецким сотником на Москве...

Тут уж в разговор вмешался сам царь.

— А были у него дети? — с какою-то надеждою спросил царь.

— Были, государь, — обрадовался царскому вопросу Смирной-Отрепьев. — Был у него сын Гришка.

— И сколько ему лет? — очень тихо спросил царь.

Димитрий Иванович наставил уши.

— Да кто ж сосчитает? Он умер.

— Сын умер?

— Умер. Посинел и в одночасье — как корова языком слизала.

— Что ты говоришь? — выдавил из себя Димитрий Иванович. — А Гришка?

— Ах да, — вспомнил Смирной-Отрепьев. — Был у него после того ещё один сын. Тоже Гришкой назвали.

— И сколько этому лет? — настаивал Димитрий Иванович.

— Этому? Этому, почитай, лет двадцать с лишним будет... Да только где он... Ищи ветра в поле...

— А каков он из себя? — спросил царь. — Боек ли?

— Он? — по привычке переспрашивал Смирной-Отрепьев. — Боек! Что правда, то правда! Боек!

Но дальше Димитрий Иванович уже ничего не слышал. Ему на миг показалось, что он прилёг на длинной скамье, что над ним склонилась матушка, которая отдала Богу душу очень давно, а на помощь матушке торопится Семён Годунов.

2

Шатёр царевича стоял на самом высоком месте, под раскидистым дубом. Он был поставлен заранее. Ради этого Андрей прискакал сюда загодя.

А царевич прибыл в сумерках, вместе с паном Мнишеком, чей шатёр разместили на соседнем пригорке. При свете костров и факелов, конечно, царевич не мог по достоинству оценить местоположение своего временного жилища.

Зато ранним утром, появившись из шатра, он по-детски воскликнул:

— Чудо! Чудо!

Андрей был счастлив. Он улучил момент, чтобы видеть радость на лице государя.

Конечно, этого выхода не могли заметить в войске, отделённом от шатра просторным жёлтостернистым полем. Но так получилось, что там как раз запели трубы. Звуки беспрепятственно понеслись в утренней тишине. Они разбудили, наверное, всё живое в окрестных рощах, селениях и садах.

— Ту-ту-ту! — разносилось. — Ту-ту-ту!

Оказалось, что к этому полю приближается ещё одна рота польской конницы. Из-за бугра показались верхушки пёстрых ярких знамён. Затем взвихрились струйки красноватой пыли. Она с трудом отделялась от почвы по причине вчерашних ещё дождей. Красноватой её делали не только солнечные лучи. Здесь повсеместно из-под зелени проступает красная земля. Не случайно ближайшее селение получило своё название — Глиняны. А дороги после дождя, в море прижухлой зелени, словно прорисованы кистью большого изографа.

Конники остановились на краю поля. Они стояли стройными рядами, уже готовые к бою. Но тут раздался иной, расслабляющий звук трубы — та-та-та! — и ряды рассыпались, и воинство вмиг превратилось в праздный цыганский табор.

— Молодцы! — всё так же восхищался царевич. — Ах, какие молодцы! Это ляхи. Но я своих подданных в Москве обучу подобным образом! Ей-богу!

А с другой стороны затрещали многочисленные барабаны: тра-та-та!

Сверкая медью, оттуда приближалась пехота. Пехотинцы высыпали на стернистое поле гораздо ближе от царевичева шатра, так что Андрею и царевичу, да и всем, кто находился с ними рядом, удавалось рассматривать каждого отдельного человека. А были там люди высокие, крепкотелые. Земля задрожала, когда они, подчиняясь приказам ехавшего на буланой лошади своего начальника, одновременно ударили подкованными сапогами. А тут ещё увидели реющее над шатром знамя — и разом прокричали что-то торжественное.

Разобрать, правда, можно было только одно:

— Гав-гав-гав!

Царевич издали помахал в ответ рукою и тоже посмотрел на знамя. Оно красовалось под солнечными лучами: ярко-красное, а посредине, на золотом основании, парил двуглавый орёл. Знамя изготовили во Львове лучшие мастера. Знамя будет в Москве!

Трубные звуки разбудили всех.

Из своего огромного шатра показался в громыхающих доспехах пан Мнишек. За ним следовал его секретарь Климура. Климура был одет в узкий фиолетовый камзол с золотою перевязью для шпаги. На голове у него вместо шляпы красовалась бархатная шапочка с длинными изогнутыми перьями. А всё это, да ещё вкупе с длинною шпагою на боку, делало Климуру издали похожим на бравого иностранного мушкетёра.

Царевич уже направился к своему будущему тестю, понимая, что главная роль во всём происходящем принадлежит как раз ему. Но царевича отвлекли гонцы с письмом. Письмо могло быть только от панны Марины. Царевич так и договорился с нею: каждый день отправлять по письму. Пускай гонцы несутся навстречу друг другу. Андрей был свидетелем разговора в Самборе.

Царевич поспешно взял письмо, лицо его просияло. Но этого ему было мало. Радость и любовь не вмещались у него в груди. Он должен был с кем-нибудь поделиться всем этим.

Царевич почти побежал навстречу пану Мнишеку.