Они спорхнули с верхней галереи, окружили отца. А тут и молодые кавалеры подоспели — все в военных убранствах. Шум, хохот.
И только Марина посмотрела на отца по-взрослому. Как бы глазами своей старшей сестры Христины, недавно попросившейся в монастырь. И вроде бы какое-то ожидание мелькнуло в девичьих глазах — больших и удивительно красивых, как у её покойной матери Ядвиги, из дома Тарлов. Такие глаза у всех женщин из того славного рода.
Пан Мнишек махнул на дочерей рукою:
— Сороки-стрекотухи...
Им легко рассуждать: «Не видела», «Диво дивное!..» А не видела потому, что воеводе частенько просто некогда заниматься тем, чем следовало бы заниматься в первую очередь. И знали бы вы, сороки, как приходится ему вертеться: и войско содержи в порядке, и замки, и шляхту ублажай забавами, вроде балов да охоты, и за порядком в воеводстве присматривай. А вдобавок ты ещё и староста львовский, и подкоморий коронный, и управляющий королевской экономией в Самборе, то есть вот этим старинным королевским замком, сложенным из могучих камней. А одну Либерию прокормить, начиная от маршалка двора и заканчивая последним гостем, которого не знаешь даже как зовут и никогда, пожалуй, не увидишь больше, но который уже месяц-второй сидит у тебя во дворе, запамятовав, куда и зачем ему ехать, ест и пьёт за твой счёт, коней кормит, слуг... Ох-хо-хо!
Конечно, ни о чём подобном пан воевода не заикнулся вслух, а лишь улыбнулся дочерям. Да и не улыбнулся — засмеялся. Сын Станислав, староста саноцкий, очень похожий на отца, только в два раза тоньше, принял отцовский смех за чистую монету — расхохотался, как умеют хохотать беззаботные рыцари.
Смех одолевал всех молодых кавалеров. А что касается собравшейся Либерии и многочисленных гостей — все уже проснулись, умылись, главное — наелись и напились. Всем было весело.
Даже Климура счёл нужным заметить:
— Эх, пан воевода! Будет вам награда от короля!
Наверное, подумалось пану Мнишеку, Климура имеет в виду знаменитую победу под Каменцом, — известно. Но от короля нет никаких вестей касательно этого. Наоборот, одни напоминания о долгах. Впрочем, от весны ещё и не было возможности свидеться с королём. Так что придётся потерпеть. Но если бы что намечалось — двоюродный брат Бернард Мацеевский, кардинал и епископ Краковский, написал бы непременно... Ну да ничего. Зимою будет сейм. Будет встреча с королём. А там... Состоится разговор, как объединить буйных молодцов, черкасских казаков — под рукою московского царевича — Андрея Валигуры! Ха-ха... А пока что надо думать о деньгах.
Панна Марина, узнав, куда направляется отец, сказала сразу и решительно:
— И я хочу поглядеть на наше войско!
Сёстры дружно засмеялись. Да тоже спохватились, поразмышляв немножко. Столько молодых людей будет! Воинов. Столько женихов. Столько забав.
— И мы с тобою, Марина!
— И мы! Да-да!
Они, стрекотухи, правда, долго собираются. И то им не так, и это. Десятки нарядов переберут. Так что отец не мог дожидаться. Накинув бархатный плащ на сверкающие доспехи, он отправился в сопровождении сына Станислава. Дочери придут с кавалерами. А во главе всех кавалеров — князь Корецкий, недавно возвратившийся из чужих земель.
Климура сопровождал пана Мнишека до плаца. Он балагурил, забегая наперёд и стараясь глядеть патрону в глаза.
Плац был заново выровнен пленными татарами, пригнанными из-под Каменца после той знаменитой победы.
— Отправились по шерсть, а возвратились стрижеными, — съязвил Климура при виде согбенных татарских фигур. — Да и не возвратились, — добавил.
Играла музыка. Сверкали под солнцем трубы. Ржали кони. Тихохонько шумели вокруг леса.
Смотр войска вселил настоящую радость в сердце старого воеводы.
Молодые гусары, с лёгкими крыльями за плечами[10], вступив на плац, умело выполняли любые команды. Они с такою скоростью промчались перед зрителями, что Марина, не проронив ни слова, ухватилась за руку отца и так и держала её, пока всадники не скрылись за лесом. А глаза её блестели, будто она сама скакала на коне.
Отец впервые видел дочь в таком настроении, хотя она не раз наблюдала в его присутствии, как скачут гусары. Младшие дочери визжали по-детски:
— Ой, татусю!
— Ой, страшно!
Стройными рядами взбили ботфортами пыль иноземные наёмные воины. Они шли под командою усатого капитана Бланкй. Капитан этот частенько вспоминает в разговорах своего земляка Якова Маржерета. Тот уехал в Москву. От него иногда доходят вести. Он доволен новой службой. Там хорошо платят. А Маржерет — воин достойный.
Чужеземцы, с перьями на широкополых шляпах, с длинными шпагами, улыбчивые, также понравились Марине.
Князь Юзеф Корецкий, высокий и стройный, стоял рядом с Мариной. Он снисходительно улыбался в тонкие усики, наблюдая всё это. Сам он был в бархатном камзоле. Шляпа его отличалась невероятными размерами. И эти размеры свидетельствовали о его мирных намерениях. Он не хотел сейчас смешиваться с толпою. Он проявит себя на поле битвы. Когда настанет время. Потому что многому научился в чужих землях. Его и в рыцари посвятили в тамошних замках.