Так и оставался он бобылём, без детей, да без служебных заслуг.
Но однажды Дрищагину, совершенно неожиданно, ночью, в час, когда за окном жутко свистел ветер и лил несмолкаемо дождь, приснился странный сон.
Увиделось ему, будто идёт он по тёмной незнакомой улице совершенно один, а на горизонте висит в небе огромная кроваво-красная луна, и чем ближе он к ней приближается, тем отчётливее понимает, что и не луна это вовсе, а чей-то хищный внимательный глаз. И наблюдает этот глаз за ним, как объектив охранной видеокамеры, придирчиво и нагло. Дрищагин встал, как вкопанный, посреди дороги, и так ему стало жутко, что даже силы бежать не нашлось. Словно в тесто превратились его конечности, лишившись твёрдости и воли. И вот он, озираясь беспомощно, вдруг сквозь ветер и ливень услышал, как в небе прогремел оглушительным громом голос, принадлежащий, должно быть, невероятно огромному, невиданному существу. И от грохота этого Дрищагин проснулся в холодном поту, и, сам себе не отдавая отчёта, записал на блокнотном листе:
«Надо сменить фамилию!»
Кошмар сна тут же покинул его, и, сколько потом не силился Александр Андреевич, так и не вспомнил он, что же произнёс чудовищный голос-гром. После он уснул и уже ничего устрашающего не увидел.
Утром Дрищагин уже был в паспортном столе, имея при себе заявление. Выбрана им была фамилия — Ройзбах. Отчего и почему, он и сам не знал. Только с самого утра засело у него в голове, словно назойливая заноза, это странное слово — Ройзбах. Выдававшую ему в шестнадцать лет паспорт насмешницу сменила теперь юная особа с пухлыми губами и причёской а-ля Бриджит Бардо, которая посмотрела на всё ещё Дрищагина с укоризной. Но принявший твёрдое решение о перемене самоотверженно выпятил грудь и мужественно протянул заявление.
— Вот! — объявил он, — Желаю сменить!
Девушка пробежала глазами листок.
— Вы из солидарности или по политическим соображениям? — поинтересовалась работница документного учреждения, поглядывая на Дрищагина лукаво.
— Я своей фамилией недоволен, — гордо ответил он, — политика ни при чём!
— Да? — удивилась дамочка, явно издеваясь, — А, по-моему, прекрасная у вас фамилия…
— Ну, знаете!.. — Александр Андреевич, чуть не выругался нецензурно.
— Отчего же Ройзбах? — приподняла она бровь.
— Звучная, — горделиво ответил он, и таинственно добавил: — Мне тут вчера сон приснился, с громом и молнией. Там голос был… — но тут он себя оборвал и посмотрел с опаской, словно шпион, чуть не выдавший явку.
— Ладно, дело ваше, — ответила государственная служащая, не уловив в словах посетителя ничего необычного, и величественно поставила печать.
Через неделю Дрищагин стал Ройзбахом.
Обошлось ему это всего-то в тысячу рублей, но счастья было в нём не меньше, чем на десять.
С этого дня жизнь его изменилась.
Изменилась кардинально, но даже ещё более серьёзно, чем он мог предположить.
2
Ройзбах ехал в трамвае. В нагрудном кармане таился новый документ, и Александр кожей чувствовал исходящее от него тепло.
Был вечер, на дворе стоял месяц май, и погода нарисовалась в ясном, безветренном небе просто прелестная, а внутри фельдшера всё звенело сладко, и казалось ему, будто райские птички щебетали внутри его сердца, приземлившись на тонкие струны души. В трамвае пассажиров почти не было. Впереди Александра сидел, спиной к нему, толстяк с круглой обширной плешью, а у самой кабины водителя ворковала молодая, ничего не замечающая вокруг, влюблённая парочка.
Да ещё двое пожилых мужчин примостились где-то позади, у самых дверей, и беседовали о чём-то, активно жестикулируя и выкрикивая временами громко:
«Возмутительно!», «Хамьё!» и «Протурперанцев — сволочь!»…
Александр Ройзбах находился в приподнятом расположении духа, и рассеяно глядел сначала в окно, словно путешественник, прогуливающийся на катере вдоль побережья, а потом неосознанно переместил взгляд на лысину покачивающегося впереди незнакомца.
Спустя минуту, тот тревожно обернулся и посмотрел на Ройзбаха глазами, в которых явно улавливался испуг.
Александр Андреевич улыбнулся пассажиру, но тот улыбки не оценил, а, отвернувшись, быстро провёл ладонью по черепу, словно пытался смахнуть приземлившуюся на его поверхность муху.
Ройзбах же, теперь намеренно, принялся изучать лысину толстяка, отметив про себя, что на ней имеется много неровностей, и какое-то небольшое тёмное пятно, формой похожее на замочную скважину.
«Вот бы её открыть?» — подумал вдруг Александр Андреевич и тихо хихикнул.
Тут произошло совсем уж странное.
Толстяк вскочил, повернулся к бывшему обладателю скабрезной фамилии и попятился от него, как от разносчика неизлечимой болезни. При этом пассажир нервно махал руками и бормотал что-то вроде:
— Господи, да что это такое? Да за что мне! — успевая ещё сквозь это вставлять сдавленное, — И этот тоже с ними… Излучение… как пить дать…
Трамвай остановился, и вмиг толстяк выпорхнул из него, помчавшись по улице в сторону блестящего золотыми куполами православного храма.
Ройзбах на это только удивился, думая про себя: какие нынче странные граждане ездят в трамваях.