Лунные тени разума

Голос! Да! Не скрипы, хрипы и свист, а голос, пусть и звучащий не очень приятно.

«Я слышу тебя. Страх. Страшно. Боль в теле. Я хочу уйти».

Айе ликовал.

«Не бойся. Я не причиню вреда. Уйти нельзя. Пока нельзя. Мне надо задать вопросы. Кто вы? Зачем вы здесь?»

«Я хочу уйти. Мне плохо и страшно».

«У вас есть имя? Как вас зовут? Кто вы?»

«Я… Я Марта».

Глава 7

«Кто?.. Зачем?»

«Я Марта»

У Марты в голове прыгали обрывки какого-то странного диалога, как приставучая песенка, в которой часть текста она исполняла сама. Но это не было воспоминанием. Это было здесь и сейчас, а ее собеседником был тильс. Точно такой же, как и тот, что висел тут недавно: непонятная масса непонятного цвета теперь просила ее сосредоточиться.

— Я — человек.

— Вы называетесь человеки? Вы очень похожи с тем существом, что рядом с тобой.

— Нет, он не человек. Он из другого мира.

— Из другого мира… Как вы попали сюда?

— Я не знаю. Почему я должна отвечать на твои вопросы?

Айе замялся.

— Я… хочу помочь вам. Человеки это те, кто живет за сводом?

— За каким сводом? Человеки… Люди… Наверное, я не знаю.

Вдруг, кто-то закрыл Марте глаза рукой и закричал ей в ухо:

— Не разговаривай с ним! Не разговаривай! Не думай!

Файдер повернулся спиной к тильсу, прижав Марту к себе, и зажмурился, как от сильной головной боли. В ту же минуту тильс резко отлепился и отлетел в сторону, как поплавок на леске, когда срывается рыба с крючка.

— Кажется, отстал… — прохрипел Файдер и отпустил Марту, поправив ей складочку на одежде. — Хм… Я не хотел тебя пугать, просто надо было это прекратить.

— Ну не то чтобы пугать… Я не поняла, что ты кричал.

— Это телепатия. Он вышел с тобой на связь. А этого допускать нельзя.

— Послушай, он же говорил о том, что хочет помочь нам! Почему мы отказываемся от помощи? Я хочу выбраться отсюда! Чего мне ждать?

— Помощь? — фыркнул Файдер. — Помощь от них? Бред. Ты для них просто куча белков, жиров и углеводов, которую можно употребить в пищу.

Марта задумались, а потом спросила:

— Почему он обратился ко мне? Ты тоже его слышал?

— Нет, не слышал, и слышать не хочу. У меня врожденная защита от этого и прочей хиромантии. Это опасно. Ты даже и знать не будешь, где заканчиваются твои мысли и начинаются проделки этого телепата.

Марта вдруг спросила, опустив глаза долу:

— Знаешь, вот когда ты сейчас прижал меня к себе… неужели ты ничего не чувствовал?

— Чувствовал. Ты давила мне плечом в ребра.

— Просто я не пойму, как так может быть… Чтобы чувства вот так были, а потом исчезли.

Файдер зацокал языком и стал поправлять свои волосы:

— Как может… А как у ящерицы хвост заново отрастает? Всякое бывает, знаешь ли.

— Аенима ни эрр тоегра наамо, — сказала вдруг Марта и тут же испуганно прикрыла рот рукой.

Файдер три раза моргнул и произнес:

— Да… Хорошо тебя задело. Это гревер, язык, соответственно, Греверсонда. Язык древний и мертвый.

— Ничего себе…

— Забудь.

— Древний язык… И я на нем разговариваю… Голова кругом.

— У нас сто пятьдесят тысяч текстов на этом языке. Потом почитаешь.

Марта обиженно отвернулась, чувствуя, что сейчас заплачет: «Он невозможен… Самовлюбленный нахал».

Файдер смотрел, как она растирает слезы руками, и думал о том, проходить ли через стену сейчас или подождать, пока тильсы сами откроют свой кристалл-изолятор. В том, что они его скоро откроют, он даже не сомневался.

Глава 8

Эло полуспал-полуел на маленькой кухне, дома у Иллы. Легкая, ситцевая, белая в синий горох занавеска волновалась теплым ветром. В открытое окно что-то шептала и хвасталась своими сережками береза. Щебетали пташки и шумели дети. Их гомон усыплял, и только неутоленный пока голод не позволял векам сомкнуться.

Дикс, попивая прохладные сливки, гладил усы и понемногу отсыпал комплименты хозяйке.

Илла с высоко заколотыми волосами стояла к ним спиной у раковины, что-то рассказывала, улыбалась, периодически оборачиваясь, при этом несколько выбившихся из прически локонов смешно пружинили и покачивались. Марлевый сарафан в пол рисовал стройное тело… Эло крался взглядом по линии ее плеча, потом талии и вдруг замер. Имбирное печенье, утопленное им в чашке, размокло и превратило чай в нечто мутное. Дикс, с запалом что-то отвечавший Илле, вдруг замолчал и несильно толкнул Эло в бок. Тот никак не отреагировал.

Дикс толкнул сильнее.

Эло медленно перевел недоуменный взгляд на кота:

— Что?

— А ты что? — зашипел кот. — Это неприлично. Мадемуазели надобно в глаза смотреть или хотя бы в том направлении.

— А я что? — Эло пожал плечами. Он, казалось, не понимал, о чем говорит Дикс, и преспокойно пил свою чайно-крошечную жижу. — Мне хочется смотреть на неё — я смотрю.

— Хочется смотреть?

Дикс изогнулся, как мог, чтобы заглянуть Эло в глаза. Он был так близко, что пару раз задел его своим мокрым носом. Янтарные очи кота, не мигая, висели перед лицом Эло и ждали объяснений:

— Если бы она не вышла сейчас в другую комнату и слышала наш разговор, я бы сгорел от стыда! — взволнованно шептал кот. — Всем известно, что у вас нет чувства прекрасного. Вы не способны оценить красоту, и все твои хотения это, с позволения сказать, это…