— Простите, но кто такой этот мистер Адамс?
— Он был нашим соседом и хорошим другом. Была гроза, его лошадь понесла, он упал и разбился!
— И какое отношение к этому имеет Элинор Вудворт?
— Это она убила его! — тонко выкрикнула Амелия, встрепенувшись и хлопнув ладошкой по одеялу. — Я видела ее там, в саду! Ее белое платье за деревьями!
— То есть вы видели, как она его убила?
— Нет, нет, нет! Я убежала, — девушка закрыла лицо ладонями и отчаянно замотала головой. — Все было не так, все неправильно, — она отняла руки от лица, наконец, овладев собой, и снова взглянула на доктора. — Она сказала, что хочет мне помочь, а сама ушла.
— Элинор Вудворт ушла?
Амелия ничего не ответила, только кивнула.
— Что ж, — доктор потер руки и встал. — Искренне надеюсь, что она больше не будет тревожить вас. Но боюсь, что я вас слишком утомил, мисс Черрингтон.
— Нет, что вы! Мне было приятно с вами поговорить, — на лицо девушки снова вернулось заученное любезное выражение.
— Взаимно, — улыбнулся доктор. — Я вижу, что вы принимаете капли, — он взял почти пустой пузырек в руки и взглянул на этикетку. — Я выпишу вам еще, ведь вам нужно успокоить нервы, а для этого нужно как можно больше отдыхать и спать.
Амелия кивнула в ответ, напряженно наблюдая, как доктор вернул склянку на место.
— Свежий воздух тоже был бы крайне полезен для вас, однако пока вы слабы и не можете выходить, вам необходимо оставаться в постели по крайней мере еще на день. Я скажу вашему отцу, что вас не следует слишком беспокоить, и что вам необходим отдых. — Он помолчал, раздумывая. — Я бы порекомендовал вам больше свежего воздуха и смену климата. В вашем состоянии обычно рекомендуют ехать на воды, и такие поездки обычно действуют крайне живительно на юных леди. Что ж, — доктор встал и поклонился, — от всей души желаю вам скорейшего выздоровления, мисс Черрингтон.
— Была весьма рада знакомству, мистер Хоупс.
Не став ее поправлять, мистер Хопкинсон еще раз поклонился и направился к выходу. Он кивнул горничной, которая ожидала за дверью, и та поспешила к постели своей хозяйки.
Дверь за доктором тихо закрылась, а Амелия откинулась на подушки и прикрыла глаза. Она так устала! Благоговейная тишина окутывала ее, качая на своих волнах, и девушке хотелось уплыть далеко в море или улететь на небо и невесомо парить там с облаками. Вот бы никогда не просыпаться и продлить это ощущение эфирности навечно! Амелии грезилось, как она расстается со своей телесной оболочкой и устремляется к свету, летит легко-легко, легче перышка, и танцует в солнечных лучах.
Но когда она открывала глаза, то видела всю ту же комнату — ее неровные, плывущие очертания, сбившееся одеяло, ряд стаканов и пузырьков с лекарствами на прикроватной тумбочке и слабые лучи солнца, пробивающиеся сквозь плотно задвинутые занавески. Как сквозь плотный слой ваты она слышала голоса, доносящиеся из коридора, но не придавала им значения: эти звуки не принадлежали ее миру, в который она погружалась в своих снах, а значит, едва ли ее интересовали.
Амелия медленно повернула голову к большому трюмо, в котором отражалась комната, но не увидела своего лица. Вместо этого, будто зачарованная, она смотрела, как от него отделяется туманная фигура и медленно направляется к ней. Она не шла, но парила в воздухе, сотканная из марева и света, а девушка не могла отвести от нее взгляда.
— Дженни? — прошептала она. — Это ты? Иди ко мне, я так скучала…
— Нет, глупенькая, — улыбнулась Элинор.
Элинор. Как странно. Разве она не победила ее? Амелия с некоторым усилием попыталась вспомнить, что же произошло вчера, но в памяти всплывали лишь смутные отрывки. В одном она была уверена точно — Элинор больше не должна была появляться, с ней было покончено. Неважно, что говорили остальные, как рыдала мать, когда Амелию укладывали в постель, как экономка насильно вливала ей в рот противную настойку, как смотрели на нее все, начиная от отца, заканчивая кухонной девкой. Теперь это все было неважно.
— Почему ты не ушла? — безразличным голосом спросила Амелия.
— Я пришла попрощаться.
Фигура перед ней уже не казалась бестелесной. Хоть у Амелии все еще кружилась голова и двоилось в глазах, она видела Элинор во плоти — именно такой, какой она привыкла ее видеть, в вечернем платье эпохи регентства, с убранными в прическу волосами, которые локонами падали ей на шею, и с легкой полуулыбкой, никогда не покидавшей ее губ. Сейчас она не показалась Амелии насмешливой, скорее спокойной и немного грустной.
— Значит, ты уйдешь сейчас?
Элинор присела на край постели и взяла ее за руку. Ее пальцы, легко касавшиеся ладоней девушки, были вполне осязаемыми, бархатистыми и пахли жасмином. Амелии захотелось поднести их к лицу и вдохнуть этот божественный аромат.
— Мне так жаль — покачала головой Элинор, и ее кудряшки качнулись в такт.
— Я не понимаю.
— Это все моя вина. Но я не хотела причинять тебе боли. Теперь же уже слишком поздно, как для меня, так и для тебя.
— Теперь я свободна? — с надеждой спросила Амелия, вглядываясь в глаза призрачной женщины.