Лунные горы

— Ну скажи, есть ли в мире еще страна, по которой протекает всего одна река?.. — вдруг спросил Батанов. — То-то что нет, пожалуй… И хотя ты почти все знаешь, я тебе напомню, что при среднегодовом стоке Нила в восемьдесят четыре миллиарда кубометров Судан и Египет расходовали на орошение пятьдесят два миллиарда… Из них на долю Судана приходилось только четыре — это уж англичане в свое время так распорядились. Теперь положение изменится. Асуанская плотина даст дополнительно двадцать два миллиарда кубометров воды. Четырнадцать с половиной из них будут отданы Судану… Понимаешь, постоянный кусок хлеба нужен черноглазым и там, и тут, — Батанов кивнул на девчонок, все еще крутившихся возле нас.

Утром мы с Батановым ездили на «Золотой базар»— знаменитый в Каире район ремесленников и торговцев, мастерских и лавчонок.

Просыпается «Золотой базар» поздно: деловая торговая жизнь начинается там что-то около девяти утра, а мы приехали раньше. Улицы были еще полупустыми, металлические жалюзи опущены и заперты на висячие замки. Мусорщики собирали в корзины оставшийся с вечера мусор. Владельцы магазинов, цирюлен, кофеен поливали из тонких резиновых шлангов мостовую перед своими заведениями. Перекупщики развозили на ослах или верблюдах клевер, предназначенный для городских ишаков и кроликов. Спали, не обращая внимания на прохожих, собаки. Осторожно, оглядываясь, перебегали улицу кошки. Занимая всю мостовую — она ограничена стенами домов, тротуаров нет, — изредка проезжали машины и арбы с огромными, такими же как у нас в Хиве, колесами.

А медники вовсю трудились — гудели станки в темных мастерских, звенели молотки и долота.

Постепенно базар ожил. С немалыми усилиями, напрягаясь, торговцы подняли тяжеленные жалюзи, открыли витрины; потом, чтобы защититься от солнца, они раздвинули шестами полотнища над улицами… На балконах появились дамы в длинных домашних халатах; не затрудняя себя хождением по лестницам, дамы спускали на веревках корзины, и мальчики при лавках укладывали туда хлеб и зелень… Те, кто предпочитал завтракать вне дома, покупали горстку сваренных в соленой воде бобов или тот же хлеб и ту же траву; египетский хлеб похож на кавказский лаваш, это лепешки; их разрывают на две половины и в середину, в зависимости от финансов и вкуса, кладут либо пряную, пахучую траву, либо мелко нарезанное жареное мясо… Разжившиеся лепешками или бобами завтракают сидя на мостовой, прислонившись спиною к стене. Но есть на базаре и маленькие закусочные, где можно купить макароны с коричневой подливкой, выпить чашку кофе или чая…

Улицы наконец заполнились народом; стало тесно, шумно и пыльно; и пошла тогда торговля всем, чем только можно торговать: начиная с песка и древесного угля и кончая серебром, золотом, благовониями…

Случилось так, что удалось нам заглянуть и в невидимые с улицы уголки базара.

Мы подошли к какому-то магазинчику, где лежали на витрине инкрустированные деревянные шкатулки и блюда, неизменные зеленые скарабеи, вставленные в серебряные браслеты, в кольца, кулоны, стояли серебряные и медные кувшины; к нам из магазина вышел его владелец — среднего роста, стройный и гибкий молодой человек с коротко подстриженными черными усиками. На молодом человеке были серые брюки и синяя рубашка навыпуск, на руке — золотые часы на золотом браслете.

В разговоре выяснилось, что молодой человек — владелец не только магазина, но и мастерских, в которых изготавливаются все те вещицы, которые выставлены на витрине и разложены на прилавках.

Молодой человек — его звали Махмуд — сказал нам, что магазин и мастерские принадлежат его семье уже около ста лет. Предок Махмуда, перс по национальности, попал во время войны в плен к туркам и в конце концов оказался в Египте, в Каире, где, судя по всему, неплохо устроился. Магазин и мастерские передаются по наследству, и в доле участвуют все братья, но Махмуд среди них, так сказать, главный… Махмуд своим хозяйством гордился, он говорил нам, что в мастерских у него работает около ста человек, и, когда мы попросили показать мастерские, охотно согласился.

Мы перешли на противоположную сторону улицы, вошли в темный подъезд и по узкой деревянной лестнице поднялись на второй этаж. Из небольшого коридора, заставленного банками, деревяшками и какими-то рулонами, двери вели в две небольшие комнаты. В комнатах вдоль стен — скамьи и сплошные деревянные столы; на столах — шкатулки, блюда, черные банки с клеем.

…Во время поездки по Марокко, в Рабате, нас пригласили однажды посетить ковродельческий кооператив, и мы поехали в старую часть города, бывшую крепость, которая называется Казба… Улицы Казбы настолько узки, что машины проехать по ним не могут, и мы долго брели по закоулкам, а потом гид ввел нас в какое-то приземистое помещение.