…Вечереет. Феллахи возвращаются с полей. Идет муж с мотыгой-фасом на плече, за ним — жена; на голове у нее таз, а в тазу примус и миска — обед готовился прямо в поле… Сумерки сгустились, и возчики зажгли сзади под телегами огонь; чаще всего для сигнального огня используется железная банка с мазутом, которая раскачивается на ходу в опасной близости от сена или хвороста, а иногда — фонарь «летучая мышь». Очень это мило выглядит на дороге и удобно— издалека видно шоферам.
Был отменный и сравнительно долгий закат. Солнце, собственно, исчезло за песчаными грядами быстро, но потом закат, как говорится, медленно догорал. Небо было нежно-сиреневым вверху, там, где краски заката смешивались с голубым, и золотисто-алым — внизу. Запомнились грифельные силуэты финиковых пальм, эвкалиптов, вавилонских ив, болотных кипарисов и даже всадника и верблюда на фоне этого заката.
В Каире — пятничный салят, молитвы. Служба радиофицирована, и многие молящиеся сидят прямо на улице, на мостовой, постелив на асфальт коврики, которые у нас в Средней Азии называются «намазлык». Местами молящиеся заняли все улицы вокруг мечетей, и машинам приходится объезжать их окольными путями.
На следующий день Батанов навестил меня. И вот мы снова вместе в Африке, стоим на балконе «Атлас-отеля» и смотрим сверху на каирские улицы. Перед нами — остро заточенный, похожий на карандаш минарет. Минарет пристроен к прямоугольной мечети, и на плоской крыше ее полукругом размещены прожектора: ночью они освещают шпиль.
Над нами кружат коршуны — писклявый крик их постоянно висит над городом. Иногда коршуны садятся на минарет — собственно, только для них он и имеет практическое значение; площадка же для муэдзина всегда пустует, потому что египетские муэдзины призывают к молитвам, сидя внутри мечети.
Батанов одет сегодня в серый клетчатый костюм; опираясь на бетонный парапет, он косит на меня из-под очков, не поворачивая головы.
— Какое впечатление произвел на тебя Каир? — спрашивает он.
Насколько я себе представляю, именно Каир больше всех прочих городов повинен в появлении надоевшего стандарта в нашей географической и вообще «путевой» литературе: «город контрастов».
Я уже сравнивал Каир с другими знакомыми мне арабскими городами — Касабланкой, Рабатом, например — и убедился, что те города контрастней Каира, резче и глубже в них различия между мединой и европейской частью…
Не знаю, как это получилось, но, успев вот так подумать, я все-таки сказал Батанову:
— Город контрастов.
Батанов расхохотался — весело, неудержимо; он вообще редко смеется, он человек сдержанный, но сейчас он прямо-таки зашелся, и я видел, как жесткий крахмальный воротничок врезается в его смуглую покрасневшую шею.
— Отлично, — сказал сквозь смех Батанов. — Этого я от тебя и ждал. Вот что значит тренированный глаз! Просто прелесть…
Не поднимая «тренированных глаз» на Батанова и мысленно поругиваясь, я сделал вид, что увлекся созерцанием городских пейзажей.
Мой номер — угловой, и с балкона видно сразу три улицы. Очень они не похожи друг на друга, эти улицы. Я не знаю их названий, потому что названия написаны арабской вязью и ничего невозможно понять. Я дал улицам свои названия: улица Оперы, улица Сувениров и Торговая улица.
Улица Оперы — к ней робко, боком пристроился наш отель — одна из центральных, во всяком случае солидных, улиц, проложенных параллельно Нилу. Левее нас она вливается в площадь, посреди которой высится конный монумент некоему военачальнику; военачальник, естественно, указует человечеству путь вперед: рука его приподнята и вытянута по направлению к пятиэтажному зданию, все нижние этажи которого заняты магазинами, а верхние украшены колоннами, полукруглыми балкончиками и еще чем-то лепным. На углу улицы и площади — кинотеатр с рекламой фильма «Лоуренс Аравийский», а в глубине площади — здание оперы. Поток машин, автобусов. Велосипедисты, извозчики. Движение пешеходов — одностороннее: почти все идут по нашей стороне улицы, потому что это торговая сторона; магазины небольшие, но хорошо оборудованные; это как бы европейские магазины — или для европейцев и зажиточных каирцев.
Наш отель выходит фасадом на улицу Сувениров. Как раз против подъезда расположена небольшая лавка, в которой при желании вы можете приобрести плетку с головкой Нефертити, стилет с головкой Нефертити, рожок для обуви с головкой Нефертити, Нефертити из мрамора, Нефертити из глины, Нефертити раскрашенную и Нефертити одноцветную… Улица Сувениров — тихая улица и ведет на большой пустырь, посреди которого затевается стройка. Уткнувшись носами в тротуар, стоят лимузины европейского и американского производства. Дома, выходящие на улицу Сувениров, — четырехугольные коробки без признаков украшательства. На тротуарах и прямо на мостовой работают реставраторы ковров: они обводят старый выцветший узор свежей краской, выдавливая ее из черных резиновых «груш». Мальчишки играют в футбол. Мальчишкам мешают редкие прохожие и рассыльные из прачечной, которые шествуют торжественно с кипами белья на голове. Ночью на пустыре лают собаки.