Луна за облаком

— Хирург ему так и сказал. Дня на два присмирел, а потом опять за свое. То обругает санитарку, то сестру. У нас перед окна­ми хирургического растет тополь. Старый уже. И у него сук засох­ший, без листьев, без веток. Так этот Ленчик заберется с больной ногой по стволу и висит на суку вниз головой, как на турнике. Мы ему говорим, что он может полететь оттуда. И однажды сук затре­щал. Ладно, что не сразу переломился, а то бы Чепезубов свернул себе шею.

— Но почему же он к тебе ходит?—удивилась Чимита.— Не­ужели у тебя с ним может быть что-то общее?

— Да ничего... Какое там! Только я замечала, что в мое дежур­ство он вел себя как-то не так. Не ругается, не слышала ни разу Но становился нервным. Чуть что — слезы. Когда я подходила к его койке, он вроде как... каменел, что ли. В такие минуты я напомина­ла ему о предписаниях врача. Он ни в чем не перечил. А однажды так напугал меня... схватил за руку и тащит к себе. Глаза беспамят ные, воспаленные. Не помню, как вырвалась. А ночью плакал. Перед выпиской из больницы он попросил у меня адрес.

Чимита хотела отпустить шутку по поводу длинного рассказа Флоры, но, перехватив взгляд Григория, передумала.

— Ну что же, мне пора,— сказала Чимита.

Трубин поднялся с дивана:

— И мне пора. Я провожу вас.

Глава седьмая

В трамвай вошли двое мужчин с де­вушками. Мужчины бросали быстрые, короткие взгляды по сторонам: по всей вероятности, опасались встретить знакомых. Но знакомых, видимо, не оказалось, и вошедшие стряхнули с себя скованность, начали громко разговари­вать с хохочущими девушками.

Едва трамвай затормозил, как мужчины с девушками шумно покинули вагон.

У Григория возникло такое ощущение, будто веселая компания оставила ему некую ниточку, и трамвай, отсчитывая кварталы, раз­матывал ее...

— Нам выходить,— предупредила его Чимита.

Они пересекли улицу и свернули к белокаменному двухэтажно­му общежитию.

— Бы бы уж лучше не провожали меня.

— А что такое?

— Молчите всю дорогу, и мне с вами трудно. Не знаю, о чем и говорить. От этого я устаю.

— Да я из-за этой трамвайной компании...

— Ну, что они? Вы подумали, что мужчины обманывают своих жен? А что можно сказать о вас? Вы сидели, как бирюк. Если те девушки наблюдательны и склонны к анализу, они подумали, что вы мой муж. Не так ли?

Он не успел додумать над тем, что сказала Чимита. От слабо ос­вещенного подъезда общежития доносился шум, слышались возбуж­денные голоса.

— Опять что-то там,— сказала, вздохнув, Чимита.

— Почему опять?

— Да местные геройчики. Напьются и — сюда. То стол ножом из­режут, то открутят плафоны от электролампочек, то еще что-нибудь. А бывает, тащат у девушек продукты.

— Сообщили бы в милицию.

— Сообщали.

Но на этот раз. оказалось, шум в общежитии подняли Колька Вылков и Ленчик Чепезубов. Они прошли в комнату, где жила Рая Шигаева, и стали к ней приставать. Комендантша хотела их выста- зить, а они привязали ее мокрыми полотенцами к стулу.

— С чего они к тебе пристали?—спросил Раю Трубин.

— А я знаю?

По ее лицу не заметно было, что она взволнована или расстро­ена.

Что-то не похоже, что ее обидели»,— подумал Трубин.

— Ну, а что они тебе говорили?— обратилась к ней Чимита.— Ведь не молчали же они.

— Ну, говорили... так себе... пустяки, глупости сочиняли.

— А чего ты тогда комендантше жаловалась?

— Дак он же лез ко мне.

— Кто? Ну, кто?

— Дак Колька же. Он говорит... Да всякую ерунду, даже вспо­минать не хочется.— Она вдруг рассмеялась.— Это все из-за Бабия. «Ты,— говорит,— сделай так, чтобы он в тебя влюбился». Я отвечаю, что нечего надо мной смеяться. Если я не городская, так и смеетесь? А они тогда ЕСей бригадой в голос, что так, мол, задумано, стало быть, по-настоящему. Он... ну, Колька этот — прогульщик и наруши­тель. И если я его завлеку, так он исправится. Это они так сме­ялись. Ну, я не стала с ними беседовать. Взрослые, а не понимают.

— Ясно.— Трубин потер ладонью лоб. — Ну, а он... Колька не обидел тебя?

Рая вскинула голову — губа от злости закушена.

— Еще чего не хватало? Я бы его...— Она обшарила глазами комнату, взяла с тумбочки чайник.— Я бы его этим... Кипятком бы ошпарила. Он бы и дорогу сюда позабыл.

— Так их же двое было!

— То-то и оно, что двое. Я потому и крикнула тетю Дуню.

— А чего ж ты за тетю Дуню не заступилась⁷

— Дак я ж не видела, как они... Я думала, они ушли. А они вернулись, из умывальника стянули полотенца, намочили их...

Она хохотнула.

— Смех тут ни к чему,— стараясь быть строгим, проговорил Трубин.

— Дак я бы если над тетей Дуней смеялась... Они тете Дуне на стол конфет шоколадных высыпали и сказали: «После освобождения поделись с Шигаевой». И с тем ушли.

— Комендантша-то что говорит?— спросила Чимита.— Жало­ваться будет?

— Собиралась жаловаться, а потом ничего. Девчонки узнали про конфеты и смеялись: «Нас бы так-то каждый вечер привязыва­ли». Ну и тетя Дуня смеялась.

Колька Вылков и Ленчик сидели в прорабской.

— Некрасиво получается,— сказал Трубин.— Вроде бы ху­лиганы.