Снова молчание. Я представила, как люди в Испании суетятся, пытаясь организовать мой внезапный отъезд.
– Ты уверена?
– Уверена! – Я приложила трубку к другому уху. – Мне здесь весело, нравится моя работа. И, думаю, Мире приятно, что я остановилась у нее. Мне просто жаль ее, вот и все.
– Ладно. Но если тебе станет совсем не по себе, позвони, и я кого-нибудь пришлю. Договорились?
– Да, – ответила я, услышав, как она говорит кому-то, что все нормально, можно не беспокоиться. – Обещаю.
Мама вздохнула:
– Бедная Мира! Знаешь, ей всю жизнь нелегко было общаться с людьми. Даже когда мы были детьми. Она всегда выделялась.
– В отличие от тебя.
– У меня тоже бывали нелегкие времена, – заметила она. Для мамы это любимая тема – тяжелые времена, которые превратили ее в Кики Спаркс. – Но с Мирой все по-другому. Людям непросто понять ее.
– Мама!
– Да?
Когда мы находились вдвоем, она выходила из Кики-образа и становилась просто моей мамой. Но мне нужно было запастись терпением.
– Ты всегда была такой храброй? – спросила я.
Воцарилось молчание – мама обдумывала мой вопрос.
– Храброй? – произнесла она. – Я?
– Да, ты.
– Я не считаю себя храброй, Коули. Ты просто не помнишь, как тяжело нам приходилось в «жирные годы». И я рада, что не помнишь. Я не всегда была сильной.
Я помнила. Но ей об этом знать было необязательно.
– Знаешь, что я думаю? – неожиданно сказала мама. Я слышала какое-то шуршание и представила, как она сидит в кровати на взбитых подушках. – То, что я сбросила вес, помогло мне стать увереннее. Но еще важнее, что в меня поверили другие. Все эти женщины, которые смотрели, какая я сильная и способная, и ждали, что я покажу им путь. И мне пришлось притворяться.
– Ты притворялась?
– Да. Но потом в какой-то момент я начала верить в себя. Думаю, смелость и уверенность необязательно возникают внутри человека. Иногда все зарождается в окружающем мире и приводит к тебе.
«В окружающем мире», – мысленно повторила я.
– А почему ты спрашиваешь? – внезапно насторожилась мама. – Что-нибудь случилось?
– Ничего, – ответила я. – Просто любопытно.
Я сидела за столом и ела хлопья, когда Мира спустилась вниз. Я слышала, как она открывает шкафчики в кухне, включает кофеварку и разговаривает с котом Норманом, который потом пробрался ко мне и запрыгнул на стол, задев мою ложку – она выпала из миски, забрызгав все вокруг молоком.
– Думаешь, ты такой умник? – спросила я, когда кот наклонился и принялся слизывать молоко со стола.
– Доброе утро! – жизнерадостно воскликнула Мира, входя в гостиную с полной миской сладких хлопьев в руках и газетой под мышкой. – Как дела?
– Хорошо. Какой день тебя ждет?
– Ах! – Тетя поставила миску на стол и развернула газету на столе. – Сегодня седьмой день. Это хорошо. – Она прочистила горло. – День тишины и уединения: вам о многом предстоит подумать. Фокус на обновление, пересмотр, важные события…
– Ух ты!
– Да. – Мира указала на страницу газеты. – А у тебя четвертый день. Послушай: иногда слова важнее действий. Держите глаза открытыми. Влияние Рыб.
– Ясно.
Она развернулась на стуле и взглянула на календарь позади себя.
– Значит, для меня большие события – это лунное затмение… или, может, церковный базар?
– Или День независимости, – предположила я.
Мира усмехнулась:
– Не мой праздник: толпы туристов, шум и гам. Я ставлю на лунное затмение. Или удачный поход на рынок. – И она принялась жевать хлопья.
– Знаешь, Мира, – сказала я, – я ума не приложу, что еще тебе может понадобиться на рынке.
– В каком смысле?
– Ну… – Я постаралась деликатно сформулировать свою мысль. – У тебя уже столько разных подержанных вещей не совсем в рабочем состоянии. Мне просто интересно…
– Не в рабочем состоянии? – Она положила ложку на стол. – Коули, все работает!
Я взглянула на телевизор – «Потрясти, чтобы включить 11-й» – и на тостер, в котором, если верить табличке, быстро пригорал хлеб.
– Да, – промолвила я, – но тебе никогда не хотелось, чтобы что-нибудь работало безупречно и бесперебойно?
– Не знаю. – Мира пожала плечами, будто эта мысль никогда не приходила ей в голову. – Я хочу сказать, ожидать от всех совершенства – это чересчур. У каждого свои недостатки.
– Но речь не о людях, – мягко возразила я. – Это же просто тостер.
– Не важно. – Она откинулась на спинку стула. – Если какая-то вещь работает не совсем хорошо или требует особого отношения, нельзя ее просто выбросить. Ничего не может работать всегда на сто процентов. Порой нужно немного терпения.
– Потрясти, чтобы включился одиннадцатый, – напомнила я.
– Именно, – подтвердила тетя, указывая на меня ложкой. – Знаешь, Коули, все дело в понимании. Мы все чего-то да стоим.
Она вернулась к своим хлопьям, а я оглядела комнату, думая обо всех ее маленьких табличках – кран клинит, если крутить влево, большой нож туповат, окно нужно хорошенько стукнуть, чтобы открыть, – и о подержанных вещах, которые когда-нибудь починят – хотя бы частично, и которым всегда находилось применение. Мира не верила в безнадежные случаи. У всего свое предназначение. А люди часто упускали это из виду.