Луна и солнце

Лес содрогнулся, словно живое существо. Из чащи стали неуклюже, волоча ноги, выбегать верблюды, стрелой неслись олени — их было не перечесть. За ними в ужасе выскакивали кролики. Испуганно распушив хвост, на поляну выбежала лиса. Теперь, когда прозвучал первый выстрел его величества, придворные, не стесненные этикетом, стали наперебой стрелять, давая один залп за другим, а слуги вручали им все новые и новые заряженные ружья. Верблюды ревели, падали на колени и мертвыми опрокидывались наземь, судорожно бия ногами. Олени падали с пронзительными жалобными криками. Кролики, обезумев от страха, натыкались на их тела и катились кубарем по траве, уже сами растерзанные пулями.

Мадам, в алой амазонке, прицеливалась и стреляла совершенно невозмутимо. Лиса взметнулась в воздух, на мгновение заглушив своим вскриком какофонию выстрелов и барабанной дроби, и мертвой упала к ногам ее лошади.

— Мне что-то прискучила охота его величества, — протянул Шартр. — Пожалуй, я начну другую, поувлекательней.

С этими словами Шартр дернул за кружево на шее Мари-Жозеф. Она осадила Заши, но Лоррен преградил ей путь. Кружево с треском порвалось. Лоррен быстрым жестом вытащил шпильку из ее волос.

Из чащи метнулись арабские антилопы-ориксы. Охотники удвоили огонь. Словно сраженные одним выстрелом, антилопы, утратив всю свою грацию, кувырком покатились наземь и замерли, подняв целый лес спутанных стройных ног и изящных спиральных рогов. Почуяв близость смерти и пронзительно крича, переливчатые павлины забили крыльями и неуклюже вырвались на поляну, натыкаясь на мертвых оленей и бьющихся в агонии кроликов.

Облако ружейного дыма накрыло лес, а рев ружейного огня заглушил стук палок в руках загонщиков. Пороховой дым, слегка колеблемый ветром, напоминал густой туман.

Мари-Жозеф погнала было Заши вперед, но тут путь ей преградил Бервик на крупном скакуне. Шартр снова дернул за кружевное жабо, на сей раз вырвав целый клок. Лоррен потянул за кружево на рукаве, и надрез, оставленный ланцетом доктора Фагона, отозвался на прикосновение мучительной болью.

Из подлеска выпорхнула стайка куропаток, неистово бьющих крыльями и настолько обезумевших от страха, что, вместо того чтобы искать убежища, они полетели прямо на охотников. Конь Бервика испугался и понес, а за ним кинулись кони Шартра и Лоррена.

Соколы и кречеты стали с клекотом обрушиваться стрелой на беспомощную добычу. Их когти с глухим звуком впивались в растрепанные перья на крыльях жирных птиц.

Мари-Жозеф слегка натянула удила, прикоснувшись мундштуком к губам лошади. Арабская кобыла отпрыгнула назад, встала на дыбы, закружилась на месте и галопом пустилась прочь. Шартр, Бервик и Лоррен сорвались с мест и по лесной тропке поскакали за ней. Заши пронеслась мимо егерей, открывавших плетеные корзины и подбрасывавших в воздух лопочущих американских индеек, и не дрогнула, когда увесистые буроватые птицы, хлопая крыльями, стали вырываться почти у нее из-под ног, попадая под ружейные пули.

Стук копыт слышался так близко, что Мари-Жозеф боялась обернуться и только понукала Заши. Шартр, самый легкий из троих, схватил Мари-Жозеф за подол амазонки и чуть было не сбросил с седла, но она сумела плотнее обхватить правой ногой верхнюю луку и крикнула Заши: «Мчи!»

Заши понеслась стремительно и уверенно, радуясь свободе, почти не касаясь копытами травы и с легкостью обгоняя более крупных коней. Смех ее преследователей сменился возгласами раздражения, а потом и криками гнева. Мари-Жозеф прильнула к шее лошади, насколько это позволяло дамское седло.

Заши оставила далеко позади лошадей, всадников, оглушительный шум охоты. Мари-Жозеф поняла, что скачет в одиночестве, откинулась на седле и отпустила поводья; Заши тут же замедлила свой безудержный бег, перешла на легкий галоп, потом на рысь, потом на шаг и неспешно двинулась вдоль главной дорожки в лабиринте ухоженных тропок, прядая ушами, словно прислушиваясь к речам Мари-Жозеф.

— С тобой не сравнится ни одна лошадь, — повторяла Мари-Жозеф, — ни одна лошадь тебя не догонит. Ты просто чудо, и, когда придется тебя вернуть, я буду очень, очень горевать, но как же иначе, я ведь не смогу содержать тебя так, как содержит граф Люсьен и как ты того заслуживаешь.

При упоминании его имени, словно дух, вызванный заклинанием, на боковой тропинке откуда-то явился граф Люсьен.

— Если вы и дальше будете разговаривать с животными, мадемуазель де ла Круа, — предостерег он, — то рискуете обрести весьма сомнительную славу, которой не сумеете насладиться.

Зели остановилась перед Заши; кобылы обнюхали друг друга. Мари-Жозеф показалось, что они рассказывают друг другу о своих приключениях и граф Люсьен их понимает.

— Слава ведьмы сейчас пошла бы мне на пользу, — предположила Мари-Жозеф. — Прошу прощения, конечно, я и не думала разговаривать с Заши.

— Вы пропустите охоту его величества.

— Вы тоже.

— Я застрелил пару куропаток; мне хватит, я ем меньше, чем многие.

И тут Мари-Жозеф не смогла больше сдерживать гнев.

— Дерзкие мальчишки! — воскликнула она. — Негодяй Лоррен!