Доктор Фагон и доктор Феликс, не спрашивая разрешения, вошли в комнату Мари-Жозеф. На мгновение ей показалось, что ее комнатка сделалась подобием апартаментов его величества, которые каждый вечер переполняла толпа, но она тут же прогнала от себя эту безумную фантазию.
— Его величество выражает справедливую озабоченность состоянием вашего здоровья, — сказал лейб-медик.
— Я совершенно здорова, сударь.
Она говорила твердым голосом, однако ее бил озноб. Ей было холодно, голова у нее кружилась.
— Тише, вы бледны как смерть, у вас истерика. — Фагон склонился над нею, заглядывая ей в глаза. — Что случилось?
— Она упала в обморок.
— Что за глупости, — вмешалась Халида, — в какой еще обморок?
— Замолчите! — прикрикнул доктор Феликс.
— Она просто устала, — в негодовании возопила Халида, — она почти не спала с тех пор, как вернулся месье Ив!
— К вам никто не обращался!
Доктор Феликс столь резко обернулся к Халиде, что она в ужасе отшатнулась.
— Сударь, — попытался вразумить его Ив, — вы пользуетесь расположением его величества, но это не дает вам права оскорблять моих домочадцев.
— Не трогайте ее! — крикнула Халида. — Не трогайте меня!
— Мари-Жозеф, не противься, он должен осмотреть тебя, — внушал ей Ив.
Халида бросилась к Мари-Жозеф, всем телом закрывая ее от докторов. Мари-Жозеф в испуге уткнулась лицом в плечо сестры, молча благодаря за сочувствие.
Доктор Феликс и доктор Фагон силой оттащили Халиду. Она отбивалась и голосила. Феликс оттолкнул ее так, что она отлетела на руки Иву.
— Заберите свою служанку! — потребовал Фагон. — Мы не можем работать, пока в комнате сразу две истерички!
Ив обхватил Халиду за плечи, чтобы она не вырвалась.
— Брат… — застонала Халида.
— Уберите эту буйнопомешанную! — велел Фагон. — Я пошлю за цирюльником, чтобы он пустил кровь и ей тоже.
— Это для твоего же блага, сестра, — уговаривал Ив, — я в этом уверен.
Он, пятясь, отступил из комнаты Мари-Жозеф в свою гардеробную и увел с собой Халиду.
— Ив, не позволяй им, пожалуйста, прошу тебя, вспомни папу!..
Мари-Жозеф охватил ужас: все было кончено.
Феликс зажал ее лицо сильными ладонями. Фагон заставил ее открыть рот. Его пальцы пахли кровью и грязью. Она не могла даже закричать. Он влил ей в горло какую-то горькую микстуру, она подавилась, закашлялась и стала отчаянно вырываться.
— Сударь, — обратился доктор Фагон к Лоррену, — не соблаговолите ли вы помочь нам, во имя его величества?
— С готовностью и даже с радостью, ибо она принадлежит мне. — И Лоррен словно пригвоздил Мари-Жозеф за плечи к кровати.
— Я не падала в обморок, я никогда не падаю в обморок! — Она судорожно мотнула головой, пытаясь увернуться от грязных пальцев доктора Фагона. — Уверяю вас, сударь…
— Я пущу ей кровь, — предложил доктор Феликс. — Кровопускание успокоит ее рассудок.
Мари-Жозеф в ужасе забилась, но справиться с троими мужчинами ей было не под силу. Она попыталась кусаться.
— Перестаньте вырываться! Мы делаем это для вашего же блага.
Она хотела было пронзительно крикнуть, но сумела издать лишь сдавленный стон. Встав коленями на ее постель, Лоррен окутал ее облаком мускусного аромата. Изо всех сил он прижал ее за плечи к кровати. Длинные локоны его парика касались лица Мари-Жозеф и щекотали ее шею. Она попыталась лягнуть врагов. Кто-то схватил ее за лодыжки, левую в чулке и правую обнаженную.
— Проявите мужество, — наставительно произнес Лоррен. — Пусть его величество гордится вашей твердостью, а не стыдится вашей трусости.
Феликс закатал рукав ее платья выше локтя, сжал запястье и извлек ланцет. Острая сталь пронзила нежную кожу на внутренней стороне ее предплечья. Сквозь боль полилась горячая кровь; ее металлический запах заглушал даже терпкие духи Лоррена. Кровь хлынула в тазик, обрызгав ее амазонку и простыни. Ярко-алые пятна проступили на белоснежном пышном кружеве, словно изливавшемся из рукавов доктора Фагона.
Улыбаясь, неотрывно глядя ей в глаза, Лоррен за плечи прижимал Мари-Жозеф к кровати.
Прихрамывая, Люсьен шел по узкому, темному коридору, стараясь не замечать глухую боль в раненой ноге и куда более сильную, почти никогда не покидавшую его — в спине. Он не любил чердачного этажа дворца. С его убожеством и царившими там мерзкими запахами для Люсьена ассоциировались неприятные воспоминания. Ребенком, пажом, он жил в покоях королевы. После того как Марокканское посольство вернуло себе расположение короля, он поселился в городе Версале и пребывал там, пока не завершилось строительство его сельского дома. Здесь же, в этом переполненном крысином гнезде, ему довелось квартировать лишь в самые тяжкие месяцы жизни, когда на него обрушилась опала.
Внезапно отворилась дверь комнаты мадемуазель де ла Круа, и в коридор вышли доктор Фагон, доктор Феликс и Лоррен. Отчаянные крики мадемуазель де ла Круа сменились тихими всхлипами. Люсьен нахмурился. Обыкновенно он безошибочно выносил суждение о характере и редко принимал труса за храбреца. А мадемуазель де ла Круа он счел хотя и излишне импульсивной, но решительной и стойкой.