Лунь

«Но появление Наташи не было бесполезным. Оно помогло мне сдвинуться с мертвой точки, всколыхнуло мою жизнь. Эта история выяснила, что не так в моем браке, почему он несчастлив. Она открыла мне глаза на Ксению. Я осознал очень важную вещь. Я не люблю ее. И больше уж не сумею полюбить, даже ради Глебки. Появление Наташи стало отправной точкой на новом этапе. Все случившееся раскрыло, кто для меня действительно дорог. Лунь. Лунь. Только ее свет имеет значение на моей дороге».

Тем временем на улицы города опускалась ночь. Ее покров был шелковистым и влажным. Звездное небо помутил туман, напитанный легкими запахами весны.

Впервые за долгое время Лунь чувствовала себя хорошо. Илья находился рядом, никто не мешал им, и она была уверена, что нужна ему – чего еще она может желать? Разве можно требовать большего? Это и есть счастье – быть необходимым тому, кто необходим тебе.

– Я не сумею писать без Вас, – тихо проговорил Илья, совсем теряя надежду.

– А я сумею писать без Вас, Илья Алексеевич, как выяснилось.

Вилин остановился и взял Лену за руку. В тонком сумраке девушка едва различала красивые черты его лица – лишь темнела щетина на светлой коже и робко блестели глаза. Атмосфера таинства и откровения сгущалась в темноте вокруг двух человек. В такие моменты можно говорить, что угодно – даже то, чего в обыденности никогда бы не рискнул произнести. Темнота укроет, темнота простит.

– Вы не хотите все вернуть?

– Хочу. Но это невозможно.

Лена и сама не знала, зачем так упирается, почему отчаянно продолжает противиться любимому человеку. Но что-то вело ее, что-то ей подсказывало: именно так и надо поступать, так будет правильно. А поступать правильно – это все, чего ей сейчас хотелось. Несмотря на то, что была большая вероятность оттолкнуть Илью так сильно, что он не вернется.

– Нечего возвращать, Илья Алексеевич. Все уничтожено, перечеркнуто. Нет больше мира, который мы с Вами построили, написали только для нас двоих. Во мне нет прежних чувств. Я бы многое отдала, чтобы вернуть былое.

– Я понимаю, Лунь, – мужчина смотрел на нее сверху вниз, сжимая ее вспотевшую ладонь, и шумно вздохнул. – Я же сам все растоптал. Мне ли не знать. Но простите, простите меня, – он с напряжением повысил голос, как человек, доведенный до крайней степени терпения. – Вы же прекрасно знаете, как сильно я к Вам привязан. И появление… подруги юности нисколько не перечеркнуло моих чувств к Вам. Даже наоборот – оно их выделило жирным шрифтом. Да, она заставила меня забыться, выпасть из жизни, но в глубине души я помнил, что у меня есть моя Лунь, мой источник, к которому я вернусь.

– Илья Алексеевич, мне, безусловно, приятна Ваша исповедь. Но поймите: когда человек обжигается на молоке, он дует потом и на воду… Я вижу, что Вы сожалеете, и Вы искренни во всех своих словах, но… что я могу с собой поделать? Я очень боюсь снова обжечься, снова быть брошенной.

– Сдается мне, Вы испытываете ко мне слегка… кхм, слегка не дружеские чувства, – догадался Илья Алексеевич.

– Вам потребовалось так много времени, чтобы это заметить?.. – насмешливо спросила Лунь и высвободила руку из его ладони.

Илья Алексеевич не знал, куда себя деть: его догадка подтвердилась слишком быстро и легко.

– Видимо, да. Я… не знаю даже, что и сказать, Лунь…

– Это уже неважно. Не говорите – слушайте: идите домой, Илья, к семье, и постарайтесь из любви близких извлечь топливо, чтобы справиться со своим кризисом.

– А как же мы? Наши встречи, беседы? Я не преодолею этого без Вас. Вы моя муза.

Лунь грустно усмехнулась.

– И это Вы смеете говорить мне после того, что сделали со мной? – ей вспомнился крысиный яд, и она вновь разозлилась. – Илья, сдается мне, Вы просто меня используете. Своих муз не бросают, от них не отказываются. Муз не зовут, они нисходят сами по себе. А Вы просто ищете решения своей проблемы. Вы натворили дел, а теперь у Вас – дыра в душе. И Вы хорошо знаете, кем ее можно заполнить.

– Все это может выглядеть так, согласен, но это не так! Да, я оступился. Но я не пользуюсь Вами, никогда не пользовался. Вы необходимы моей душе, Лунь. Она настаивает на Вашем присутствии.

Вилин насильно взял обе руки Лены, сжал и посмотрел ей в глаза.

– Вернитесь, Лунь.

– Мне нужно время подумать, стоит ли оно того.

– Почему Вы просто не можете простить меня?

– Потому что то, к чему Вы отнеслись играючи, пресытив свое тело, стоило мне седых волос. Уходите, Илья. И не пишите мне. Я сама напишу, когда придет время. Если оно придет.

– Хорошо. Я буду ждать.

Вилин, скрепя сердце, согласился на это условие. Проводив Лену домой, он обнял ее на прощание, но девушка не прильнула к нему в ответ, и тогда он ощутил, как сильно ему этого хочется – чтобы, когда он прижимает ее худенькое тело к себе, она прижималась тоже. Но мужчина понимал, что взаимности от Лены может теперь и не ждать – слишком долго ему придется возвращать утерянное доверие, которое он недооценивал. И получится ли вернуть?