Лукавый взор

Неизвестно, которое из этих двух известий поразило Араго больше, хотя ничего слишком уж особенно удивительного в них не было. Еще в письме, адресованном Поццо ди Борго, Лукавый Взор предупреждала, что Стефания только называет себя графиней Заславской, а на самом деле у нее какая-то иная фамилия. Если Каньский и в самом деле остался в живых, он мог получить графский титул от Чарторыйского, который, приобретя реальную власть в Польше благодаря старинной дружбе с императором Александром, стал щедр на награды бывших наполеоновских верных слуг.

– Вот тебе и пожегнанье отчизны, – пробормотал Араго.

Итак, судьба вновь сдала карты Каньскому, причем за тем же карточным столом, что и прежде, а именно – в погребе серого особняка в тупике Старого Колодца! Как выбраться отсюда? Как не дать врагу, который появится здесь если не с минуты на минуту, то в самом скором времени, восторжествовать над собой?

Окно!

Вернее, окошко. Он отлично помнил, каким оно было узким: даже худенькая малышка Фрази не без усилий протискивалась в него, а ни Державину это не удалось бы раньше, ни Араго не удалось бы теперь, каким, несмотря на годы, юношески-стройным он ни остался. Ничего унизительней нельзя представить, кроме неудачной попытки протиснуться туда. Полезть – и застрять!

И все же он не мог удержаться от того, чтобы не метнуться к окну, не прильнуть лицом к двум тяжелым металлическим прутьям, вставленным крест-накрест и превратившим узкий лаз в неодолимый.

– Откуда они взялись, эти чертовы прутья?! Раньше их не было! – в безнадежном отчаянии глухо пробормотал Араго – и услышал ответ:

– Как откуда взялись? Их вставили, чтобы никто не мог сюда пробраться.

Тихий женский голос, в котором было что-то изумительно знакомое, чудилось, прилетел вместе с дуновением свежего воздуха из сада, а затем Араго услышал слова, произнесенные по-русски, но в то же время словно бы не по-русски, и донесшиеся, чудилось, из далекого прошлого:

– Дер-жа-вин, это ты? Ты меня спас! А теперь я спасу тебя!

Будем знакомы, Жан-Пьер Араго! Витебск, 1814 год

– С июня до декабря 1812 года мы не слыхали ни звону колокольного, ни клика петушиного. В колокола звонить французы запретили, а петухов вместе с курами всех сожрали. Кресты кладбищенские в ноябре пожгли. Когда отступали супостаты, раненых с собой не взяли, а костер рядом с ними сложили греться: которые кресты порубили на дрова, которые так навалили. Наши собрались, подступили, думали хоть какие-то кресты спасти, так французы раненые по нам стрелять начали. Боялись, что мы их в костер бросим! С ума сошли, ей-богу, мы ж не басурманы какие! А на кладбище потом мы новые кресты поставили, если помнил кто, где его покойнички лежали, а коли не помнили или вспоминать было некому, те холмики заросли травой. Уж не взыщи… Слышишь меня, Иван Яковлевич?

Державин стоял перед Крестовоздвиженским собором, покрытым свежими заплатками, и стискивал зубы до боли, чтобы удержать слезы, подступающие к глазам.

– Слышу, Петр Федорович.

– Может, один хочешь побыть? – деликатно кашлянув, спросил тот. – Я тебя на паперти подожду, хочешь?

Державин кивнул, глядя на то, что раньше было кладбищем. Сосед, небогатый купец Петр Федорович Романчук, который с трудом узнал бывшего Ваньку Державина в статном гусаре и называл его теперь только по имени-отчеству, отошел, и «статный гусар» совсем по-мальчишески дал волю слезам. Кое-какие могилы были худо-бедно обихожены, особенно те, на которых оставались каменные надгробья; на некоторых стояли относительно новые, но уже посеревшие от дождей и снегов, прошедших за минувшие два года, кресты, а вокруг этих могилок все поросло травой, которая сейчас, в конце июня, уже здорово вытянулась. И все-таки Державин довольно скоро отыскал то место, где были похоронены Державины и Константиновы, его деды и прадеды: по каменным надгробиям отыскал. Но, конечно, крест, который они с покойным отцом успели поставить на могилу матушки, пропал, да и вообще никаких следов свеженасыпанного холмика не осталось: земля осела, расползлась, Державин только приблизительно смог вспомнить это место. Оградки не было и в помине: невесть кто ее утащил, на что употребил, но Державин знал, что искать и выяснять не будет. Закажет новую. Так же лишь приблизительно он мог вспомнить, где находилась могила Дмитрия Видова. Это блуждание по кладбищу до такой степени напомнило ему, что он до сих пор не знает, где близ Бородина, в которой из братских могил, погребен отец, что глаза снова повлажнели.

Наконец Державин выбрался с этого поля смерти и, подставляя лицо ветру в надежде, что тот высушит следы слез, пошел к церкви, где его ждал Романчук. Тот сразу пригласил его к себе, однако Державин решил заночевать дома. Да, дом Державиных остался целым, однако стекла были выбиты и дверь висела на одной петле. Державина это не смущало, однако сосед смущенно покачал головой: