Лукавый взор

Араго был в эту минуту счастлив, как нашкодивший школяр, чьи довольно опасные шалости остались неведомы учителю. На радостях он даже забыл, что у него еще нет никакого плана, как добраться до этих пресловутых карманов. Но верил, что и тут удача ему не изменит, он что-нибудь придумает…

– Я придумала! – воскликнула вдруг Фрази. – Я знаю, что мы должны сделать! Только сначала мне нужно забраться в мой старый дом и переодеться.

«Крепкий ящик» графини Каньской Париж, 1832 год

– Люсиль, ты что, оглохла? – раздался пронзительный голос. – Стучат в ворота! Да еще как стучат! Отопри!

Молоденькая служанка, которую взяли в серый особняк всего несколько дней назад, но которая уже подумывала о том, как бы сбежать отсюда, ибо была совершенно ошарашена свалившимся на нее количеством работы и беспрестанными приставаниями мужчин, говоривших между собой на каком-то шипящем наречии и носивших бордовые четырехугольные шапки, отошла от лохани с немытой посудой, вытерла руки о грязный передник и побрела к воротам. «Неужели паны уже вернулись? – подумала она почти с ужасом о тех, кто жили в особняке и два-три часа уехали, вернее, умчались куда-то как сумасшедшие. – Вернулись и опять заставят меня варить им эту ужасную каву?! Как же я не слышала стук в ворота? Хотя эти две пани так орут друг на друга, что оглохнуть можно!»

Люсиль на всякий случай уже выучила несколько польских слов, однако все чаще думала, что вполне обошлась бы и без них.

Девушка опасливо подошла к воротам, заложенным изнутри скобой, и, привстав на цыпочки, заглянула за кованые прутья, венчавшие створки. Заглянула – и сначала облегченно вздохнула, а потом тихонько хихикнула. Облегченно вздохнула потому, что панов не было и в помине, а сдержать смех при виде очень странной особы, которая стояла перед воротами, держа в поводу мышастого конька, было совершенно невозможно!

Платье незнакомки аккуратностью и щегольством отнюдь не отличалось, а имело такой вид, будто провисело в шкафу последние лет двадцать и было извлечено оттуда в память о временах наполеоновской империи, когда дамы еще носили перехваченные под грудью и слегка расширенные внизу платья à la grecque[201]. Потом они надели слегка укороченные, чтобы открыть изящные щиколотки и красивые туфельки, наряды, которые туго обтягивали талию, подчеркивая ее пышными юбками, расширенными множеством нижних. Надели – и не собирались возвращаться к прошлому. Но мало того что платье незваной гостьи было безнадежно старомодным – голова ее оказалась упрятана в ужасный полинялый капор с длинными суженными полями, отчего головной убор напоминал довольно глубокую и узкую воронку, разглядеть в которой лицо гостьи было почти невозможно.

– Что вам угодно? – пренебрежительно спросила Люсиль.

– Я бы хотела поговорить с ее сиятельством, – взволнованно сообщила посетительница.

«Фу-ты ну-ты, она бы хотела!» – презрительно подумала Люсиль, однако вслух сообщила, что графиня никого не принимает, потому что отдыхает.

В эту самую минуту, опровергая ее ложь, из распахнутого окна бельэтажа донеслись сердитые голоса и в нем появились две дамы: одна, сдобненькая и светловолосая, с несчастным выражением хорошенького личика, одетая в пышное розовое платье; другая с очень красивым, хотя и искаженным злостью лицом, черноволосая и черноглазая, в развевающемся черном пеньюаре. Она шипела что-то яростное и неразборчивое. Впрочем, неразборчивыми ее слова остались только для Люсиль, которая, повторимся, выучила лишь несколько польских слов, а вот незваная гостья, стоявшая у ворот, отлично знала этот язык. Черноволосая красавица гнала даму в розовом навестить Агнес (молодая женщина с трудом подавила усмешку при звуке этого имени) и хорошенько позаботиться о ней, потому что, если та разболеется всерьез, хозяйка особняка останется без новых нарядов, да и починить старые будет некому.

– Ты будешь для меня шить, что ли, Фружа? – ехидно вопрошала черноволосая. – Да ты даже крючка застегнуть не можешь! Живешь дармоедкой, только и знаешь, что сплетничаешь обо мне! Сделай хоть что-то полезное. Немедленно ступай к Агнес, поняла?!

– Могу я хотя бы нанять фиакр? – всхлипнула Фружа Ревиаль, ибо это была она. В ответ черноволосая красавица (графиня Стефания Каньская собственной персоной) разразилась такими словами, какие можно услышать разве что от самых отпетых збродняшей[202].

– Здесь ходу два шага, если через садовую калитку пройдешь! Только не забудь закрыть ее за собой на замок и ключ не потеряй, растяпа! – добавила она напоследок.

Тут взгляд прекрасных черных глаз скользнул за окно, и Стефания наконец-то заметила стоявшую за воротами особу в уморительном капоре и нелепом платье.

– Цо за страшидло![203] – расхохоталась графиня и отвернулась было от окна, как вдруг «страшидло» замахало рукой и пронзительно закричало:

– Ваше сиятельство! У меня к вам послание от вашего супруга! Меня прислали из Монморанси!