Лука + Айвии четыре певчие птички

То, как она говорит «дома», замыкает поток энергии, который проносится через меня с тех пор, как я проснулся на рассвете и вспомнил, что Айви спит в комнате неподалеку. Этот импульс удваивается, когда мы соприкасаемся. Он превращается в тройную угрозу, когда я думаю о том, что она останется здесь еще надолго.

Дом? Как будто Айви теперь тоже считает это место своим. Но в том-то и дело. Это мое. Моя крепость одиночества. Единственные гости, которых я приветствую, это те, с которыми я связан кровными узами, и они скорее вышвырнут меня за порог моего собственного дома, чем позволят мне прогнать их.

Я хмыкаю, направляясь на кухню, чтобы приготовить обед.

— Разве я неправ, желая, чтобы ты не так сильно нравилась моей сестре?

Айви покачивает бедром.

— Просто высказываешь свои мысли, да?

— Это происходит на второй день. На третий день, ну… — Я пожимаю плечами, потому что неизвестно, что может произойти.

Считая по пальцам, она говорит:

— Я собираюсь изменить свой отзыв о «Коста Шале», добавив, что владелец имеет сомнительные привычки в уходе, учитывая состояние его бороды, делает грубые замечания, и давайте не будем забывать, что он владеет топором.

— Это был колун. — Откладываю нож, которым нарезал помидоры для сэндвичей с индейкой.

— Да, да. Нам действительно есть над чем поработать, Чудовище. — Она поджаривает четыре куска домашнего хлеба из закваски, который дала мне одна из городских дам.

Я достаю сыр и салат.

— Я думал, что я мистер Зефир.

— Я начинаю сомневаться в своих суждениях, — бормочет она.

Уф. Это бьет в самое больное место. Прислонившись к стойке, я сжимаю ее руками.

— Айви, я признаю, что было весело пофлиртовать в закусочной. Но на этом все и закончилось. Я ушел и вернулся в свое горное убежище. Конец. А теперь ты здесь, попираешь все мои попытки вести уединенный образ жизни. — Я фыркаю, а затем небрежно намазываю майонез и горчицу на хлеб.

Она поднимает еще один палец, чтобы указать на номер четыре в списке жалоб клиентов.

— Возможно, ему нужна терапия или хотя бы кто-то, с кем можно поговорить об эмоциях, которые побуждают его изолироваться от человечества. Но, пожалуй, я добавлю очко в твою пользу, потому что у тебя, похоже, отличная семья.

Сложив бутерброды вместе, ставлю их на оба конца стола.

— Ты знакома только с сестрой.

— Не забудь о том, кто запасается косметикой для ванны и косметическими средствами. Он мне уже нравится. — Айви берет свою тарелку и передвигается на несколько мест ближе к моему месту во главе стола.

— Джованни нравится всем. Что касается Фрэнки, когда мы были моложе, она пыталась саботировать меня всякий раз, когда я приводил домой девушку или гулял с ней. Она была…

— Молодая, — говорит Айви. — Она выросла. — Ее серебристо-голубые глаза смотрят в мои, словно предлагая мне сделать то же самое. Но она понятия не имеет, через что мне пришлось пройти.

Я вгрызаюсь в свой сэндвич.

Мы оба молчим, пока едим. Часть меня сожалеет о том, что я был резок. Другая часть хотела бы, чтобы она сидела на дальнем конце стола, как вчера вечером, чтобы я не видел, как она слегка сдвигает брови, как сверкает серебро в ее глазах, как мило вздергивает подбородок.

— Такое чудовище, — говорит Айви, словно завершая мою мысль. Она смотрит в окно на снег, заслоняющий вид на долину. — Это типичная погода для этих мест?

— Ты имела в виду, что погода чудовище. На мгновение я подумал, что ты говоришь обо мне.

— А разве нет? — Она прячет улыбку за своим бутербродом. — Я думаю, что поглощение пищи, как пещерный человек, приходит оттого, что ты так часто ужинаешь в одиночестве, да?

— Я не ел как пещерный человек.

Она грозит пальцем.

— Я все расскажу твоей маме.

— Ты знакома с моей мамой?

Айви смеется своим заливистым смехом.

— Нет. Я просто завожу тебя. Вот и все.

Она определенно заводит меня. Мое сердце барабанит в груди. Такими темпами я могу вступить в группу барабанщиком, если ничего не получится с одиноким горцем.

— Еще одна метель. Еще один день с грубым, брюзгливым, ворчливым Охотником, который ненавидит Рождество. Кто ненавидит самое чудесное время года? Чудовище, вот кто. Но ты был бы секси-чудовищем, если бы укротил свою бороду. Я чувствую, что под всеми этими волосами скрывается красивое лицо.

Я чуть не давлюсь бутербродом.

— И кто теперь говорит то, что думает?

Она очаровательно морщит нос, как будто не имеет ни малейшего понятия, кого я имею в виду.

Провожу рукой по своей бороде.

— Мне, наверное, стоит ее подстричь.

— Я знаю кое-кого, кто может помочь. Опытный парикмахер. Но после того, как ты вычешешь все крошки. А пока я чувствую, что где-то внутри Зио Баббо Натале спрятан Тайный Санта.

— Спасибо Фрэнки, что смутила меня, — ворчу я.

Айви бросает взгляд, который говорит о том, что я и сам прекрасно справляюсь с этой задачей.

— Расскажи мне о поддержке семей военных. Я бы хотела помочь.

Я выпрямляюсь в своем кресле. В этом нет ничего постыдного. Это большая честь, на самом деле.