В одной руке фонарик, свет отражается от снега. В другой держу наготове баллончик со спреем от медведя. Не могу себе представить, чтобы он был сегодня на улице, но слышал истории о том, как люди сталкивались с дикими животными в такую погоду. Спрей также остановит ее соучастника по преступлению, если у нас произойдет близкая встреча.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она сквозь ветер.
— Я здесь живу.
Я почти представляю, как она закатывает глаза на мой ответ.
— Почему ты был не дома, когда я пришла?
— Шторм налетел неожиданно. Может быть, у меня и есть опыт в обороне, но я не прирожденный любитель активного отдыха. Я родился и вырос в городе. Пока рос, старался как можно чаще уезжать подальше. Я был тем, кто играл в грязи в парке, пока остальные дети были на скалодромах. Я все еще учусь читать местность и погоду. Пришлось ухаживать за деревьями. — Сказав слишком много, я замолкаю. Но в эти дни у меня нет возможности разговаривать со многими людьми.
— Ты управляешь елочной фермой?
Я киваю, но не уверен, что она меня видит.
Когда мы с трудом проходим несколько футов, она спрашивает:
— Ты знаешь, куда идешь?
— Да, знаю.
Несмотря на глубокий снег, мне знакома длинная подъездная дорога, ведущая к дому. Я пометил край дороги колышками обмотанными светоотражающей лентой, чтобы не оказаться в пруду при расчистке снега.
— Уверен? — спрашивает она.
Я останавливаюсь и хмыкаю.
— Мой предыдущий ответ заставил тебя усомниться в моих способностях?
— Скорее, в твоей разумности. Моя машина в пруду. Даже если мы ее найдем, как ты собираешься ее вытаскивать?
Она права.
Сезон только начался, а снежные завалы уже окаймляют подъездную дорогу.
Я резко поворачиваю направо к сараю.
— Мы возьмем сани.
— Что? — Она еще не начала следовать за мной.
— Не отставай. Ты можешь здесь заблудиться.
— Уже, — бормочет она.
Хруст ее ботинок по снегу настигает меня, когда я открываю дверь сарая и свечу фонариком на мотосани.
— Это мотосани, не путать с этим. — Я свечу фонариком на старые сани, прислоненные к стене.
Снегоход заводится с ревом. Я подаю сигнал, чтобы она села позади меня.
Айви не двигается с места.
— Это безопасно?
— А пешком сейчас безопасно? — Я планирую ехать медленно, чтобы следовать дорожным указателям, но это будет намного быстрее, чем если мы попытаемся добраться до пруда пешком.
Она колеблется, затем опускается на сиденье, располагая ноги по обе стороны от меня.
— Держись крепче, — кричу я.
— Держаться за что? — спрашивает она.
— За меня. — Я трогаюсь с места.
Я чувствую, как Айви отшатывается назад, прежде чем схватиться за меня, обхватив руками мою грудь.
От ее прикосновения во мне пробегает волна трепета, но я сосредоточен на дороге и безопасности, пока мы летим сквозь бурю. Считаю количество светоотражающих маркеров, пока приближаемся к пруду.
Вскоре я замечаю свет, пробивающийся сквозь лес, но это не мой фонарик. Это одинокая фара, направленная вверх сквозь ледяной покров.
Либо это тщательно продуманная уловка, либо Айви не лгала о том, что пруд поглотил ее машину.
Девушка крепче вцепляется в меня, словно заново переживая смертельную опасность.
— Это Ники, — говорит она.
Встревоженный, я поворачиваюсь на сиденье.
— Значит, кто-то был с тобой?
— Нет. Так я называю свою «Мазду».
— Ты дала имя своей машине? — Я не жду ее ответа. — Её не вытащить до весны.
— Значит я застряла здесь? — Она хнычет.
— По крайней мере, пока не прекратится буря, и я не смогу отвезти тебя в город. — И это должно произойти как можно скорее, потому что, когда я завожу снегоход и возвращаюсь тем же путем, которым мы приехали, ее хватка усиливается.
Прежде всего, я не могу допустить, чтобы женщина держалась за меня. Давным-давно я распрощался с ними, отпустил и намерен оставить все как есть. Есть причина почему я одинок, и никто, даже такая милая женщина, как Айви, этого не изменит.
— Ты живешь поблизости? — спрашиваю я через плечо, прикидывая, как быстро смогу увезти ее отсюда.
Когда мы проделываем обратный путь, она крепко обхватывает мою грудь руками и мне приходится заставлять себя не наслаждаться её прикосновениями — такими теплыми, даже сквозь слои моего зимнего пальто.
— Нет. Вайоминг, — отвечает она.
И снова мои шестеренки начинают вращаться, пытаясь понять ее предысторию, ее ситуацию.
После того как ставлю мотосани на место, мы возвращаемся в дом. Птичка лает четыре раза, как я ее учил, чтобы предупредить, что кто-то пришел. Отлично. Теперь она выполняет команды.
— Это я, девочка, — говорю я, когда мы входим в дом.
Собака подбегает к женщине, обнюхивает ее и прижимается к ней.
Я снимаю верхнюю одежду и дышу на руки, чтобы согреть их.
Айви остается у двери, дрожа. Она нервничает, ей холодно или и то, и другое?
Ее взгляд обращается к моему с мольбой. Возможно, она ждет, что я приглашу ее войти.
— Входи. Согрейся.
Она снимает с себя мое комично большое пальто и бросается к огню.