– За глиной! – крикнул он, уходя, и прибавил ходу.
Старик посмотрел ему вслед и сказал, улыбнувшись:
– Ну, совсем, как ребёнок.
А Петер тем временем весело шагал через деревню. Он не раз бывал здесь, но никогда не приходил сюда один. Ему вообще ещё не удавалось выходить куда-то одному, потому что Татав и Корасон очень оберегали его. И теперь, почувствовав себя свободным, он был очень рад. Не сказать, чтобы общество Корасон или Татава тяготило его, нет. Просто он очень хотел почувствовать себя, наконец, самостоятельным, взрослым человеком. И вот теперь он чувствовал себя самостоятельным и был очень рад этому.
Проходя мимо лавки Намиса, Петер услышал, как его кто-то окликнул:
– Эй, Петер, подожди!
Мужчина остановился и оглянулся. На пороге лавки стоял Намис.
– Здравствуйте, – поздоровался он.
– Здравствуйте, – ответил лавочник.
– Вам что-нибудь нужно?
– Да, нужно.
– Что?
– Передай Татаву, что приближается время платить проценты, и спроси его, не забыл ли он об этом.
– Какие проценты?
– Он знает, какие! – И, засмеявшись, ушёл в дом.
Петер, ничего не поняв, пожал плечами и направился дальше. Он нашёл овраг, о котором говорил Татав, и набрал там глины. Когда он вернулся домой, Татав спросил его:
– Ну, как прогулялся?
– Хорошо, – ответил Петер.
– Нашёл овраг?
– Да. – Петер высыпал перед стариком глину.
Татав присел перед этой глиной, взял один из комьев в руку и, разминая его, сказал:
– Хорошая глина.
– Я встретил мужчина, вот такой! – сказал Петер и изобразил толстяка.
– Это, наверно, Намис! – воскликнул Татав и расхохотался тому, как смешно и точно Петер изобразил толстого лавочника.
– Он сказал про какие-то проценты, – продолжал Петер.
Услышав это, Татав перестал смеяться. Он поднялся с колен и швырнул глину на землю.
– Про какие проценты он говорил? – спросил Петер.
– Да так, не важно, – ответил Татав и пошёл в дом.
Петер проводил его долгим взглядом, пожал плечами и стал собирать разбросанную по земле глину.
А Татав вошёл в дом, сел на стул и задумался. Он не хотел, чтобы Петер знал о его делах с Намисом, поэтому ничего не сказал ему. Но проценты действительно предстояло отдавать через неделю, а у старика совсем не было денег, и он даже не знал, где их можно было достать.
– Ничего, как-нибудь выкручусь! – сказал он, наконец, и встал со стула, хлопнув себя по коленям.
Когда он вышел во двор, Петер уже размочил глину и укладывал её на круг.
– Хочу работать, – сказал он, увидев, что Татав наблюдает за ним. – Будет горшок.
– А ты умеешь? – спросил старик.
– Не знаю. Не помню, – ответил Петер и рассмеялся.
Разогнав круг, Петер принялся за работу. Движения его рук сначала были неловкими и неумелыми. Но постепенно он приноровился, и из бесформенного куска глины стало появляться некое подобие кувшина. Этот кувшин был ещё неровный, неуклюжий, но это был уже кувшин…
Первый кувшин у Петера развалился. Но это его совсем не огорчило. Он собрал глину в кучку и начал всё сначала. Петер был так увлечён, что даже не заметил, как пришла Корасон, поговорила о чём-то с Татавом, потом тихонько подошла к Петеру и стала наблюдать за его работой.
Когда рассыпался второй кувшин, женщина сказала:
– Не переживай, Петер, у тебя очень неплохо получается. Вот увидишь, из тебя выйдет хороший гончар.
– Тебе нравится? – удивлённо спросил он.
– Да, конечно, – ответила она тихо и опустила глаза.
– Спасибо, – смущённо сказал Петер. – Ты хорошая… добрая.
От этих слов краска залила лицо женщины. Она робко улыбнулась и спросила:
– Ты это из вежливости говоришь? Или ты действительно так думаешь?
– Что такое «из вежливости»? Я так думаю – я так говорю.
Корасон рассмеялась.
– Почему ты смеёшься? – удивился Петер.
– Нужно говорить: «Я говорю то, что думаю».
– А разве я сказал непонятно?
– Понятно, но неправильно. Это – как кувшин. Я вижу твой кувшин, понимаю, что это кувшин, но он пока неправильный. Когда ты научишься, это будет правильный, настоящий кувшин. Но для этого тебе нужно очень постараться. Ведь ты не хочешь, чтобы у тебя получился просто кувшин, в котором носят воду, ты, наверное, хочешь, чтобы это был красивый кувшин. Так же и с твоим языком. Нужно говорить не только так, чтобы было понятно, но и так, чтобы было красиво. Ты понимаешь меня?
– Да, понимаю. Но не будь такой строгая…
– Строгой, такой строгой, – опять поправила его Корасон.
– Да, такой строгой. Не будь такой строгой, а то я буду бояться с тобой разговаривает.
– Хорошо, не буду! – засмеялась Корасон.
Петер между тем закончил лепить третий кувшин. Он посмотрел на своё произведение и остался доволен.
– Теперь нужно обжигать, да?
– Конечно! – сказал Татав, подойдя к Петеру и посмотрев, что у него получилось.
– А как это сделать?
Татав задумался.
– Когда-то у меня была печь для обжига, – сказал он, наконец. – Но она оказалась мне не нужна, и я сделал из неё коптильню для рыбы, ведь нужно же, мне её где-нибудь коптить, а то она испортится и пропадёт даром.
– А можно её вернуть в первоначальный вид? – спросила Корасон.
– Конечно, можно, – ответил старик, почесав затылок. – Но что мне тогда делать с рыбой?