Луис Альберто

– И пусть летает! Не будет страдать от излишнего веса! А вы ешьте, ешьте, не разговаривайте, да и гостью свою угощайте. – Говоря это, Парвати положила на большую тарелку рис, полила его соусом, аккуратно уложила сверху несколько кусочков мяса, много овощей, да так красиво, перемежая красный перец с зелёным салатом, поставила на поднос банки с соком и минеральной водой, покрыла всё цветными бумажными салфетками и быстро вышла из кухни.

– Понесла ужин Джавахарлалу, – с грустной улыбкой сказала Тангам. – Любит его, как сына… Парвати! Что бы я делала без неё! Она и меня выходила, когда все эти несчастья обрушились на нашу семью.

Красивые настенные часы в виде голубой фарфоровой тарелки пробили одиннадцать. В кухню вбежала раскрасневшаяся Ширли с большим подносом в руках. Поднос сиял и блестел.

– Вот, чистила его песком во дворе, а то Парвати всё пилила меня, что он грязный.

– Мало тебя пилить, – сказала Парвати, входя, – только и дела, что включить телевизор и вертеться под музыку!

– И ещё варить, стирать, убирать, таскать, покупать, бегать, подавать, приносить, уносить! – затараторила с деланной обидой бойкая девчонка, повисая на шее у грозной старухи. – Ругает меня, что я верчусь под музыку, а сама? А?… Что? Ну?

– Наша Парвати в молодости была танцовщией, выступала во дворце самого Нкваме Нкруме! – с нескрываемой гордостью сообщила Тангам, но Парвати недовольно прервала её:

– Что это вы говорите обо мне, как будто меня здесь нет? Я ещё, слава Богу, не умерла, хотя давно пора бы. Вот вам хворост, – проворчала она, ставя на стол какие-то немыслимые поджаренные загогулины,– выпейте чаю, и спать! Всем уже постелено. Обе ванны приготовлены, для вас и для вас.

– Вот так она нас мучает, – заулыбалась Тангам. – Уж не даст минутки лишней поболтать.

– Вам только дай волю, вы проболтаете до утра. Две такие сеньоры двадцать пять лет просидели в тюрьме в одной камере. А когда их обеих выпустили, они ещё простояли два часа у тюремных ворот, разговаривая… А теперь – спать, спать. Вставайте, сеньориты, заканчивайте ужин, посидели – и хватит. И ты, егоза, немедленно в постель! – прикрикнула она на Ширли, и вдруг запела своим красивым низким голосом: – «Девочки должны быть паиньки и примерно поступа-ать! Рано спать ложиться ба-аиньки, рано утречком встава-ать!»

– Парвати, дорогая моя, – вскочила Тангам и бросилась обнимать старую няню, – это же любимая песенка моей дочки, без неё она не хотела засыпать!

– Идите спать, говорят вам, – проворчала Парвати, – а я провожу сеньору Марианну в её комнату и помогу принять ванну.

Когда часы в доме аптекарей пробили двенадцать, все его обитатели уже крепко спали.

Марианна открыла глаза, когда взошло солнце и его раскалённые, острые лучи пронзили не только ажурные занавески, но проникли в комнату даже сквозь крошечные щели в жалюзи. Мягкий полумрак и лёгкий ветерок от кондиционера, наполнявший комнату, напомнили Марианне их с Луисом комфортабельную каюту, ей почудилось, что она снова на корабле, что продолжается их «второе свадебное путешествие», что начался новый радостный день, сейчас они с Луисом выйдут на палубу… И чтобы отбросить такие ненужные, такие болезненные воспоминания, Марианна резко села на пружинистой кровати, спустила ноги на шероховатый прохладный ковёр и быстрыми шагами направилась в ванную – умыться, одеться, привести себя в порядок.

Грядущий день пугал её, и, оказавшись в сверкавшей кафелем, залитой солнцем ванной комнате, она уткнулась лицом в висевшие гроздьями душистые махровые полотенца и зарыдала. Ведь она ничего не умела делать! Она вспомнила, как накануне маленькая Ширли ловко управлялась на кухне, как уверенно работала Парвати, как всё спорилось в их руках. Да, дома, в Мексике, она не сидела без дела, всегда была чем-то занята, но никогда не зарабатывала на кусок хлеба! Что же ей предстоит теперь? Кому она будет нужна?! И что она скажет людям: «Возьмите меня, платите деньги, а я ничего не умею!»

В эту минуту кто-то крепко взял её за плечо. Она обернулась: перед ней стояла Парвати:

– О чём вы, милая? Не надо, не плачьте… Я понимаю, вы оторваны от семьи, Тангам мне рассказала… Несчастье с мужем…

– Да, несчастья посыпались на меня, – ещё горше зарыдала Марианна, – муж погиб, я осталась без средств, к существованию, детям только сумела сообщить, что я жива, и на эту телеграмму ушли все мои деньги, те несколько монет, что случайно оказались в моём кармане… Я в отчаянии…

– А вот это никуда не годится, – тихонько продолжала утешать Марианну старая няня. – Отчаиваться не надо никогда! А уж вам сейчас и вовсе не надо: мы с Тангам уже поговорили и сумеем вам помочь.

– Но я такая… такая… я ничего не умею делать! – всхлипывала Марианна. Присутствие Парвати, её тихий низкий голос, уверенность, что «отчаиваться не надо никогда», передались Марианне, и она улыбнулась. – Спасибо вам, Парвати, – прошептала Марианна благодарно, – да, мне грех жаловаться, раз Бог послал мне Тангам и вас!…

А в это время Джавахарлал, зайдя в спальню Тангам, понижая голос и оглядываясь, говорил матери: