Умеренное удовольствие снимает душевное напряжение.
Дух растет, когда ему дают волю; поникает, когда его принуждают к рабскому повиновению.
Нельзя, чтобы ему [мальчику] пришлось терпеть унижения или рабство; пусть ему никогда не придется ни просить, ни умолять; то, что он когда-то был вынужден просить, не пойдет ему на пользу; пусть без просьб получает все в подарок – ради самого себя, или совершённых добрых поступков, или ради того добра, которого мы ждем от него в будущем.
* В борьбе надо стремиться не сделать другому больно, а победить.
Не сможет противостоять ударам тот, кому никогда ни в чем не было отказа.
Разве ты не видишь, что люди чем счастливее, тем гневливее? Это особенно заметно у богатых, знатных и чиновных.
Надо, чтобы мальчик никогда ничего не мог добиться гневом; мы сами предложим ему, когда он будет спокоен, то, чего не давали, пока он требовал с плачем.
Отложенное наказание мы всегда можем привести в исполнение, но уже исполненное никак нельзя забрать назад.
Самое великодушное прощение – это не знать, в чем кто перед тобой провинился.
У подозрительности никогда не будет недостатка в доводах.
Что совершено без умысла – не обида.
Глупо гневаться на животных, но не умнее и на детей, а также на всех прочих, мало чем отличающихся от детей в рассуждении благоразумия.
Боги ‹…› и не желают, и не умеют причинять зло ‹…›; обидеть кого-нибудь для них так же немыслимо, как побить самих себя.
Если мы желаем быть во всем справедливыми судьями, то давайте прежде всего убедим себя в том, что никто из нас не без греха. Ведь именно в этом главный источник нашего возмущения: «Я-то ни в чем не виноват» и «ничего не сделал». Ничего подобного: просто ты ни в чем не признаешься! ‹…› Если в чем-то мы и остались невинны, то только потому, что нам не удалось преступить закон – не повезло.
Часто бывает, что, желая польстить одному, обижают при этом другого.
Чужие пороки у нас на глазах, а свои за спиной.
Если кто-то хочет сообщить тебе нечто [о другом человеке] не иначе, как по секрету, тому ‹…› нечего тебе сообщить.
Тебя обидел добрый человек? – Не верь. Дурной? – Не удивляйся.
Внутри каждого из нас царская душа, каждый хочет, чтобы ему было все позволено, но не хочет быть жертвой чужого произвола.
Фабий [Кунктатор] говорит, что нет ничего позорнее для полководца, чем оправдываться: «Я не думал, что так выйдет». По-моему, нет ничего позорнее для человека вообще.
Наказание всегда должно считаться не с прошлым, а с будущим, ибо оно есть выражение не гнева, а предосторожности.
Самый обидный род мести – признать обидчика недостойным нашей мести.
Многие, ища возмездия за легкие обиды, сами делают их более глубокими для себя. Велик и благороден тот, кто спокойно слушает лай мелких собачонок, как крупный и сильный зверь.
Обиды от власть имущих нужно сносить не просто терпеливо, но с веселым лицом: если они решат, что и впрямь задели вас, непременно повторят.
В душах, развращенных большим успехом, есть самая скверная черта: они ненавидят тех, кого обидели.
Стоит прислушаться к примечательным словам человека, состарившегося в услужении у царей. Когда кто-то спросил его, как ему удавалось достичь столь редкой при дворе вещи, как старость, он отвечал: «Я принимал обиды и благодарил за них».
Ссориться с равным рискованно, с высшим – безумно, с низшим – унизительно.
Так все слабые существа: если до них только чуть дотронуться, им кажется, что их уже ударили.
Пускай кто-то сердится: ты в ответ сделай ему что-нибудь хорошее. Вражда сама угаснет, если одна из двух сторон откажется ее поддерживать: сражаться могут лишь двое равных соперников.
Если человек подошел к зеркалу, готовый перемениться, значит, он уже переменился.
Если мы полагаем, что кто-то выказал нам презрение, мы не можем не быть мельче его.
Мщение есть признание, что нам больно.
Обидчик либо сильнее тебя, либо слабее; если слабее, пощади его, если сильнее – себя.