Ему удалось изобразить что-то вроде сосредоточенного присутствия во время речи и Распределения, мгновенно запоминая имена и улыбаясь своим новым тридцати двум рэйвенкловцам. Оставшаяся часть Пира, как бы там ни было, смазалась. Несмотря на все попытки избежать этого, Чарльзу за столом пришлось сидеть рядом с Эриком. Попытка не-смотреть, не-трогать, не-разговаривать провалилась. Вместо тарелки он продолжал видеть перед собой воспоминания, образы, слова, прикосновения…
Постепенно он осознал, что Рейвен с другой стороны стола пялится на Эрика с явным шоком и возмущением. Он умудрился перехватить ее взгляд, покачал головой, одними губами произнося: “Я объясню позже.” И как будто это он в чем-то провинился, Рейвен, все еще злясь, откликнулась: “Да уж пожалуйста.” Оставалось надеяться, что этого будет достаточно, чтобы никто не устроил сцену.
Или она еще может случиться, если…
— Чарльз, — пробормотал Эрик. Слишком близко. Чарльз подскочил на ноги.
Буквально через мгновение все учителя последовали его примеру, как и ученики, а тарелки начали исчезать со столов. Пора отправляться в спальни.
Собрав своих рэйвенкловцев, Чарльз повел их в гостиную, даже не обернувшись.
***
Чарльз был не в силах сосредоточиться, и пришлось полагаться на старост, даже больше, чем обычно, когда надо было успокаивать детей и укладывать спать. К счастью, и Доминик Уизли, и Лизадр Скамандер были весьма подкованы в том, как угомонить однокашников, и предоставили Чарльзу разбираться с первокурсниками. Некоторые уже были в слезах, потому что устали или хотели домой, точно пора было в кровать.
Чарльз знал, что он принимает слишком уж большое участие для декана; почти все полагали, что лучше предоставлять детей самим себе. Но, например, мысль о том, что профессор Логан собственноручно укладывает своих учеников скорее пугала, чем казалась правильной. И даже если потом дети ходили за ним по пятам, как полудикие, но слепо преданные щенки, Чарльз ничего с этим не мог поделать; дети нуждались в нем, и если это означало сказать несколько ободряющих слов, похлопать по плечу или обнять кого-то раз или два, прежде чем пожелать спокойной ночи, ему было плевать, даже если Логан за глаза называл его “Заместителем Мамочек”.
Он старался не думать, как Эрик справляется со слизеринцами. Некоторые наверняка придрались бы к любому проявлению слабости или неуверенности, как пираньи (они бы точно съели меня заживо, признался он себе), и хотя слабость или неуверенность никогда не были бы вписаны в список недостатков Эрика, он ожидал, что тот будет чувствовать себя сегодня не в своей тарелке.
Чарльз не надеялся, что Эрика доведут до слез в его первый вечер. Он был выше этого.
Он не понимал, что застыл у стены в гостиной на несколько минут, пока не услышал, как рядом откашлялась Доминик.
— Вы можете идти в постель, профессор, — сказала она неуверенно. — Мы с Сэнди все держим под контролем.
Доносящийся из комнат старших студентов шум опровергал это заявление, но стоило только взглянуть в большие, искренние глаза Доминик, и (как всегда) ее невозмутимый вид сказали ему, что она сейчас, в любом случае, справится лучше, чем он.
— Пожалуй, ты права, — пробормотал он, ероша ее прямые, светлые волосы вейлы. — Спокойной ночи, ‘Миник.
Она сморщила нос, приводя волосы в порядок.
— Спокойной ночи, профессор Икс.
Отправившись в свою комнату, Чарльз упал на кровать, начиная считать секунды до того момента, как Рейвен ворвется к нему. Без стука.
Минута двадцать секунд.
— Значит, он — учитель Зельеварения, — сказала она.
Чарльз уселся и потянулся за пером и учебным планом, в котором в последний момент вряд ли стоило что-то исправлять.
— Да, он. И я ожидаю, что ты будешь с ним вежлива.
Лицо Рейвен изменилось, став его собственным, в одно мгновение; какой же мукой все-таки иногда было иметь сестру-метаморфа.
— Бу-дешь веж-ли-ва, — занудным тоном повторила она его голосом, но с акцентом. Даже после семнадцати лет в Англии ее американский акцент никуда не делся, так же, как у Эрика он был явно немецким.
…как то, как он говорил Maus вместо “mouse”, разница была слышна, это было, определенно, Maus, когда он убирал прядь волос, упавшую на глаза Чарльза, и целовал его в лоб…
Перо сломалось в кулаке.
— Назови хоть одну причину для того, чтобы я была вежлива с этим идеальным слизеринским гадёнышем, — произнесла Рейвен, изменяя лицо на нормальное, и Чарльз подумал, что не ручается за то, сколько еще сможет выносить ее присутствие в своей комнате.
— Господи, Рейвен, ты ведешь себя так, как будто это он бросил меня.
— Он и бросил! Он ведь тот, кто…
— Ох, пожалуйста, Рейвен, я не хочу об этом говорить. Я хочу лечь спать. Мне нужно поспать, как и тебе. Завтра будет самый настоящий бедлам, а учитывая, в каком хаосе проходят твои уроки Трансфигурации…
Рейвен вздохнула, и, пройдя через комнату, обняла его.
— Знаешь, пусть ты и не мой настоящий брат, но, честное слово, ты самая лучшая семья, какая только у меня была. И я не собираюсь сидеть, сложа руки, и наблюдать за тем, как этот ублюдок снова разобьет тебе сердце.