Лучшее прощение — месть

Основываясь на этих рассуждениях, деятели крайнего толка настаивали на том, чтобы колыбель нашей цивилизации, «Сад Европы», принадлежащий всему человечеству, возделывался бы Советом Министров, без итальянцев. В подтверждение приводились многочисленные примеры хищений, громких скандалов, плохого управления страной. Но главным образом говорилось о неспособности правящего класса, как в прошлом, так и в настоящем, не только распорядиться, но хотя бы объяснить, куда делись те огромные суммы, которые вся Европа собирала то для спасения погибающей Венеции, то для помощи пострадавшим от землетрясения. Венеция по-прежнему задыхалась в зловонных испарениях каналов, жертвы землетрясения все еще жили в палатках, хотя прошло уже несколько лет со дня бедствия, а головокружительные суммы, направленные им в помощь, бесследно пропали в запутанных и недосягаемых лабиринтах бюрократического аппарата.

Реализация подобных «проектов» означала бы, что Италия, по сути дела, лишалась прав и передавалась под общеевропейскую опеку, но такая опека создала бы небывалый политический прецедент с непредсказуемыми последствиями.

* * *

А комиссар Ришоттани, тем временем, подводил итоги своей работы. Со времени убийства туринских Рубироза прошло почти три года, а дело, несмотря на все его усилия, так и не сдвинулось с места.

Что до Рембрандта, то тут вообще не было никаких просветов. Он проверил все возможные версии, но ни одна из них ни к чему не привела. По обычным контрабандным каналам картина не проходила. Ее не только не видели, но даже и не слышали о ней.

Особые отделы полиции всех европейских стран, Америки, Японии и даже Австралии по несколько раз получали запросы Ришоттани, предварительно выславшего им всю документацию по этому вопросу.

Казалось бы, ничто не было оставлено на волю случая. И тем не менее, картина как сквозь землю провалилась. Канувший в неизвестность шедевр Рембрандта стал темой разнообразных статей в специализированных газетах и журналах. Исключительность сюжета, невосполнимость потери, как с точки зрения чисто денежной, так и художественно-исторической, были очевидны. Итальянскую полицию обвиняли в профессиональной беспомощности.

И все же Армандо не в чем было себя упрекнуть. Явная нелепость гипотезы о случайном преступнике не вызывала сомнений. Все детали совершенных преступлений обнаруживали незаурядный ум и какие-то особые цели, не вяжущиеся с версией об убийце-дилетанте.

Нет, речь может идти только об уме холодном, ясном, расчетливом, способном на долговременные проекты с учетом всевозможных неожиданностей.

Достигнув пенсионного возраста, комиссар Ришоттани решил перейти на работу в архив полиции. Это было оптимальное решение, поскольку он мог таким образом поддерживать контакты с новыми, молодыми сотрудниками полиции и постоянно быть в курсе всех дел.

Один из этих новых молодых людей занял пост Доронцо, труп которого был найден обугленным на дне пропасти по дороге из Фенестрелле в Сузу.

В свое время газеты много писали об этом событии. Все силы полиции, включая комиссара Ришоттани — ирония судьбы! — были мобилизованы на раскрытие преступления и поиски связи между убийством начальника полицейского Управления и двух агентов ДИГОСа, которые были опознаны.

Поскольку прошлое этих троих было далеко небезупречным, то в конце концов многие сошлись на том, что видимо речь шла о каких-то внутренних распрях между представителями подпольного мира, хотя в пользу этой гипотезы свидетельствовали не факты и улики, а только фантазия некоторых журналистов.

Постепенно, как и в деле Рубирозы, печать начала терять интерес к этому происшествию, и несостоятельность полиции была таким образом забыта.

Верный Марио получил повышение и по рекомендации комиссара Ришоттани был произведен в должность помощника следователя первой категории, став, таким образом, главным связующим звеном между комиссаром и полицией.

Армандо был готов отдать десять лет своей жизни — и один Бог знал, были ли они ему отпущены, чтобы разрешить загадку Рубироза. Карьера его не интересовала. Дело приобрело для комиссара личную окраску, добраться до истины стало вопросом чести. Поскольку ключ к загадке найти не удавалось, значит где-то должна скрываться ошибка.

Какой-нибудь показавшийся незначительным факт, неверный анализ, забытый след или улика, ускользнувшая от внимания следователей.

Примерно год назад он даже написал письмо раввину из Маре, пытаясь еще раз выяснить причину той смертельной ненависти, которая пролегла между двумя представителями семейства Рубироза: Франческо и старым Самуэлем. Но ответа он тогда не получил.

Вот почему комиссар был так удивлен, когда как-то вечером, вернувшись с работы, он увидел в руках Веры конверт из Парижа. Отправителем был не кто иной как Аарон Райхман.

«Париж, 5 апреля 1990.

Уважаемый комиссар Ришоттани!

Непозволительно поздно отвечаю на ваше письмо, но ранее было бы преждевременно сообщать Вам сведения такого деликатного свойства. Думаю, что я в состоянии некоторым образом удовлетворить Ваше любопытство.

Жду Вас.