Лучше подавать холодным

Никомо Коска наблюдал за этой демонстрацией силы, приподняв одну бровь.

– Саджам… в договоре о найме точно упомянуты мужчины? Как там сказано?

Писарь заглянул в документ.

– Две сотни конников, две сотни пехотинцев, коим надлежит быть людьми бывалыми и хорошо снаряженными. Сказано – «люди».

– Да и «бывалость» – понятие расплывчатое. Эй, девочка! Меркатто! Берем тебя. И брата твоего тоже. Ставьте подписи.

Они сделали, что было велено, и этого оказалось довольно, чтобы стать солдатами Тысячи Мечей. Наемниками.

Фермер схватил Монцу за ногу.

– Мои зубы…

– Поищи их у себя в дерьме, – сказала она.

Затем Никомо Коска, знаменитый солдат удачи, под веселое пение трубы вывел новых наемников из деревни, и на ночлег они расположились под звездами, у костров, и предались мечтам о том, как разбогатеют в предстоящем походе.

Монца с Бенной сидели, укрывшись одним одеялом на двоих и тесно прижавшись друг к другу. Из темноты, сверкая латами, в которых отражалось пламя костра, к ним вышел Коска.

– Вот вы где, мои детки-солдатики! Талисманчики мои! Замерзли, да? Держите. – Стянул с плеч темно-красный плащ, бросил им. – Грейте косточки.

– Что вы хотите за него?

– У меня есть еще, так что примите в подарок.

– С чего это? – подозрительно проворчала Монца.

– «Командир заботится сначала об удобстве своих людей, потом уже о собственном», как говаривал Столикус.

– Кто это? – спросил Бенна.

– Столикус? Величайший полководец в истории. Император древности. Самый знаменитый.

Монца промолчала, а Бенна снова задал вопрос:

– Кто такой император?

Коска вскинул брови.

– Король, считай, только рангом повыше. Нате-ка, почитайте. – Он вынул из кармана и сунул Монце в руки маленькую книжицу в красном потертом переплете.

– Ладно.

Та открыла ее и угрюмо уставилась на первую страницу, в надежде, что он сейчас уйдет.

– Мы не умеем читать, – ляпнул Бенна, не успела она его заткнуть.

Коска нахмурился, подкрутил двумя пальцами навощенный ус. Монца думала, сейчас велит им немедленно убираться домой. Вместо этого он уселся рядом, подобрал под себя ноги.

– Дети, дети… – Ткнул пальцем в книжную страницу. – Вот это – буква «а».

Туманы и шепоты

Город Сипани пах гниющими морскими водорослями, угольным дымом, дерьмом и мочой. Короткой жизнью и долгим угасанием. Трясучку подташнивало, хотя с запахом он, может, и смирился бы, когда бы мог видеть собственную руку перед лицом. Вечер был таким темным, туман таким густым, что шедшая в паре шагов впереди Монца казалась чуть ли не призраком. Фонарь высвечивал из тьмы под ногами всего с десяток булыжников, блестевших от холодной росы. И несколько раз Трясучка едва не шагнул прямиком в воду. Что было нетрудно. Ибо в Сипани вода таилась за каждым углом.