– Ха! – Коска опустился в капитан-генеральское кресло, стоявшее в редкой тени ветвистой оливы, откуда хорошо видны были оба брода. – Будь прокляты эти дерьмовые общие дела! Это всего лишь предлоги. Я не видел людей, действующих с большей глупостью, жестокостью и эгоистичной злобой, чем те, кто воодушевлен именно общим делом. – Прищурясь, глянул на солнце, ярко пылавшее в чистом голубом небе. – Чему мы, без сомненья, станем свидетелями в ближайшие часы…
Рогонт с чуть слышным звоном обнажил меч.
– Свободные воины Осприи! Свободные воины Лиги Восьми! Великие сердца!
Монца отвернулась и сплюнула. Речь. Пустая трата времени вместо того, чтобы побыстрее выдвинуться и посильнее ударить. Окажись у нее перед началом битвы время для речи, она решила бы, что подходящий момент упущен. Отступила бы и поискала другой. Нужно считать себя весьма значимой фигурой, чтобы верить, будто слова твои могут что-то изменить.
Не удивительно поэтому, что у Рогонта все так хорошо складывалось…
– Вы долго следовали за мной! Долго ждали случая доказать свою доблесть! Я благодарен вам за ваше терпение! Благодарен за вашу отвагу! За вашу верность! – Он поднялся в стременах, вскинул меч над головой. – Сегодня мы сразимся!
Выглядел герцог на славу, ничего не скажешь. Высокий, красивый, крепкий, кудри развеваются на ветру. Броня усеяна сверкающими драгоценными камнями, оружие начищено так, что смотреть больно. Войско его, впрочем, тоже расстаралось. В центре – тяжелая пехота, в доспехах с ног до головы, с палашами, зажатыми в латных рукавицах, с щитами и голубыми накидками, украшенными белой башней Осприи. По флангам – пехота легкая, застывшая в положении «смирно», затянутая в клепаную кожу, под строго вертикальным лесом копий. Лучники в плащах с капюшонами, арбалетчики в стальных касках. Безупречное построение слегка портил отряд аффойцев на дальнем правом фланге – ряды кривоваты, оружие разное, но и они выглядели куда аккуратней, чем все солдаты, которыми случалось командовать Монце.
О кавалерии, выстроившейся у нее за спиной вдоль наружной крепостной стены Осприи, и говорить не приходилось. Каждый всадник – само благородство по рождению и духу, конские доспехи блещут, шлемы изукрашены скульптурными гребнями, копья наготове – так и рвутся навстречу славе… Картинка из книжки сказок.
Монца сплюнула снова. По ее опыту, который имелся в избытке, этакие чистюли всех ретивей стремились в бой и всех ретивей от него бежали.
Рогонт тем временем возносился все к новым вершинам ораторского искусства.
– Мы стоим на поле битвы! Где, скажут люди по прошествии лет, сражались герои! Где, скажут они, решилась судьба Стирии! Здесь, друзья мои, здесь, на нашей земле! Возле наших жилищ! Перед древними стенами гордой Осприи!
Ближайшие к Рогонту ряды разразились одобрительными криками. Монца сомневалась, что остальные могли расслышать хоть слово. Сомневалась, что большинство из них могло вообще разглядеть герцога. И что тем, кто видел его, созерцание блестящего пятнышка вдалеке сильно поднимало боевой дух.
– Ваша судьба в ваших руках! – Судьба их находилась некогда в руках Рогонта, и он пустил ее на ветер. Сейчас она была в руках Коски и Фоскара, и предстояло ей, скорей всего, стать кровавой.
– Итак – за свободу! – Или, в лучшем случае, за более привлекательную тиранию.
– За славу! – Славное местечко в иле на дне реки.
Рогонт резко дернул поводья и заставил своего гнедого скакуна взвиться на дыбы, молотя копытами воздух. Эффект несколько подпортили комья дерьма, которым как раз в этот момент случилось вывалиться из конского зада. Затем скакун помчался вдоль стройных рядов пехоты, и каждый отряд, когда герцог подъезжал, приветствовал его ревом и одновременным вскидыванием копий. Зрелище, возможно, и впечатляющее. Но Монца и зрелища такие видела не раз, и плачевные итоги тоже. Хорошая речь – невеликая подмога, когда тебя втрое превосходят числом.
Герцог проволочек рысью подскакал к ней и прочим своим штабным – все тому же скопищу обильных украшениями и скудных опытом вояк, которых она выставила дураками в пурантийской купальне. Приоделись они нынче, правда, все-таки скорей для битвы, чем для парада. К Монце они, разумеется, особого тепла не испытывали. Ей, разумеется, это было безразлично.
– Славная речь, – сказала она. – Если кому нравятся речи.
– Спасибо. – Рогонт, развернув коня, остановился рядом. – Мне нравятся.
– Никогда бы не подумала… Доспехи тоже славные.
– Подарок от юной графини Котарды. – Оба глянули в сторону стайки знатных дам, расположившихся под городской стеной, дабы посмотреть на битву, и восседавших в дамских седлах, нарядных, увешанных драгоценностями, словно тут их поджидала свадьба, а не массовое смертоубийство. Молочно-бледная Котарда в желтом шелковом платье помахала Рогонту. Он без особого энтузиазма ответил тем же. – Мне кажется, ее дядя лелеет замысел нас поженить. Если я переживу сегодняшний день, конечно.
– Страсть юности… Сердце мое пылает.