Лучше подавать холодным.

- В общем конь вышел не особо. Копни на пару слоёв глубже и - сгораю со стыда признаться - найдёшь несколько, выставляющих меня разбойником с самой чёрной на Земном Круге душой, но пока... - Коска послал вычурный поцелуй каким-то дамам на балконе, и они заулыбались и оживились, по всем признакам признавая его своим героем-освободителем.

Северянин пожал плечами. - Здесь, внизу, люди сами по себе ничего не весят. Ветер несёт их куда захочет.

- Я путешествовал по разным местам, - если бегство из одного раздираемого войной бардака в другой соответствовало данному определению - и, по моему опыту, повсюду народ не более увесист. - Он открутил колпачок фляжки. - У людей могут быть всякого рода укоренившиеся убеждения о мироздании в целом, которые оказываются крайне неудобными, когда требуется приложить их к своей собственной жизни. Немногие допустят, чтоб нравственность стала помехой их выгоде. Или даже удобству. Человек искренне во что-то верящий, невзирая на сопряжённые убытки - редкий и опасный тип.

- Есть особый вид придурков выбирающих трудный путь, просто потому что он правильный.

Коска как следует отхлебнул из фляжки, сморщился и поскрёб языком передние зубы. - Есть особый вид придурков которые не могут отличить правильный путь от неправильного. Я, сам понимаешь, не умел никогда. - Он встал в стременах, сдёрнул шляпу и широко ею взамхнул, ликуя как пятнадцатилетний мальчуган. В ответ толпа проревела своё одобрение. Прям будто бы он человек, достойный торжественной встречи. А вовсе не Никомо Коска.

Так тихо, что никто не в силах был услышать, так нежно, что мелодия звучала практически лишь в его сознании, Шенкт напевал.

- Вот она!

Напряжённая тишина разродилась бурей аплодисментов. Народ танцевал, вскидывал руки, славил в истерическом экстазе. Люди рыдали и хохотали, ликовали будто бы что-то в их жизни могло измениться хотя бы на заметную чуточку, когда Монцкарро Муркатто узурпирует престол.

Это ревел поток, который Шенкт часто наблюдал в политике. То краткое чудо, когда к власти приходит новый правитель, и каким способом бы он её не добился, он просто не может совершить ничего дурного. Золотое время в котором люди ослеплены собственными надеждами на что-то лучшее. Конечно, ничто не длится вечно. Пройдёт время, обычно с умопомрачительной скоростью, и блистательный безупречный образ правителя потускнеет. Покроется ржавчиной разочарований, провалов и срывов самих же подданных. Вскоре он не сможет совершить ничего хорошего. Люди затребуют нового лидера, с которым по их мнению они возродятся. По новой.

Но пока они до небес превозносили Муркатто, так громко, что даже видев всё это прежде дюжину раз, Шенкт почти что сам ощутил надежду. А вдруг сей день станет великим днём, первым днём новой эры, и спустя годы он будет гордиться своей сегодняшней ролью. Даже если роль была мрачной. В конце концов, иные могут играть лишь злодеев.

- О судьбы. - Рядом с ним насмешливо скривила губу Шайло. - Да на кого она похожа? Золотой, блядь, подсвечник. Вся насквозь подставная, позолоченная, чтоб гниль скрыть.

- А по-моему ничего так выглядит. - Шенкт и впрямь обрадовался, видя её до сих пор живой, шествующей на чёрном коне во главе ослепительно роскошной колонны. Герцог Орсо может и в самом деле кончен. Его народ салютует новому вождю, его дворец в Фонтезармо окружён и осаждён. Ничто из этого нисколечки не меняло дела. У Шенкта была работа, и он доведёт её до конца, какого угодно горького. В точности как всегда. В конце концов, некоторым пьесам подходит лишь плохая концовка.

Муркатто приближалась верхом, с упёртой решимостью сосредоточив взгляд прямо перед собой. Шенкту уж очень хотелось оттерев толпу шагнуть вперёд, улыбнуться и протянуть ей руку. Но здесь собралось слишком много зрителей, собралось слишком много стражи. Уже скоро миг, когда он поприветствует её лицом к лицу.

А покамест, пока мимо ступал её конь, он стоял и напевал про себя.

Столько народу. Их не сосчитать. Дружелюбный попробовал, и ему стало плохо. Внезапно из толпы выскочило лицо Витари, рядом с тощим мужчиной с короткими, блеклыми волосами и вымученной улыбкой. Дружелюбный приподнялся в стременах, но полощущееся знамя застило его взор и те исчезли. Его ослепило мельтешение тысячи других лиц. Вместо них он стал рассматривать шествие.

Если б они были в Безопасности, и Муркатто с Трясучкой были арестантами, Дружелюбный безо всяких сомнений определил бы по выражению лица северянина, что тот хочет её убить. Но это, более чем жаль, не Безопасность и здесь нет понятных Дружелюбному правил. Особенно раз в дело замешана женщина, ведь все они для него чужестранки. Наверное Трясучка её любил, и тот взгляд голодной ярости - как раз то, как любовь и выглядит. Дружелюбный знал, что они трахались, в Виссерине наслушался их вдоволь. А теперь, она должно быть трахается с великим герцогом Осприи - он был практически в этом уверен, хотя и не мог понять, что это меняет. Тут для него начинался тёмный лес.