Лучше подавать холодным.

Пора говорить нет была перед битвой. Трясучка навалился всем свом весом, рыча, постанывая. Глаза парня выкатились когда металл медленно вгрызся в его горло, глубже, глубже, алая рана открывалась шире и шире. Кровь полилась наружу липкими струйками, по руке Трясучки, на его рубашку, в реку и та уносила её прочь. Паренёк на мгновение задрожал, красные губы широко распахнулись, затем он обмяк, неподвижно глядя на небо.

Трясучка шатаясь поднялся. Лохмотья его рубашки отягощали его, пропитавшись водой и кровью. Он разорвал её и сбросил, рука так затекла от сжиманья щита крепко как смерть, что он выдрал волосы на груди пока это делал. Он огляделся, мигая на безжалостном солнце. Кони, люди бились в сверкающих речных водах, взбаламученных и загрязнённых. Он наклонился и выдернул секиру из полуперерезанной шеи парня, кожа её рукояти неровно сморщилась, подходя под все выемки его ладони как ключ подходит своему замку.

Он с хлюпаньем побрёл по воде пешком, ища продолжения. Ища Муркатто.

* * *

Головокружительный прилив мощи, что придал ей штурм, быстро угас. От крика саднило горло, ноги ломило от сдавливания конских боков. Её правая рука стала скрбченным сгустком боли на поводьях, руку на мече жгло от пальцев до самого плеча, по глазам, изнутри, била пульсирующая кровь. Она изогнулась, осматриваясь, больше не уверенная где восток, где запад. Да теперь уже и не важно.

На войне, писал Вертурио, не бывает чётких линий.

По всей низине брода не было никаких линий вообще, лишь всадники и пешие все спутавшиеся в сотню гибельных, бездумных мелких схваток. Вряд ли можно отличить своего от врага, и поскольку никто не проверял слишком дотошно, особой разницы между ними не было. Твоя смерть может прийти отовсюду.

Она увидела копьё, но слишком поздно. Лошадь встрепенулась, когда наконечник погрузился ей в бок, как раз возле её ноги. Голова перекосилась, глаз дико вылез наружу, вспенились оскаленные зубы. Монза стиснула луку седла когда та накренилась набок, копьё вбилось глубже, ноге стало горячо от лошадиной крови. Она беспомощно завизжала, когда завалилась вниз, нога всё ещё оставалсь в стремени, меч вылетел из руки пока она хваталась за пустоту. Вода ударила её в бок, седло вдавилось ей в живот и вышибло из неё дыхание.

Она была внизу, голова наполнилась светом, у лица мелькали пузыри. Её сковало холодом и холодным страхом. Несколько мгновений она колотилась, выбиваясь из тьмы, и внезапно оказалась ослеплена блеском, в уши снова врезались звуки боя. Она поперхнулась на вдохе, зачерпнула воды, выкашляла её, снова задыхаясь. Она левой рукой царапала седло, пытаясь вытащить себя наружу, но нога была зажата под дёргающимся телом лошади.

Что-то треснуло её по лбу и она опять оказалась под водой, ошеломлённая, вихляющаяся. Лёгкие горели, руки погрузились в ил. Снова пробилась наверх, но в этот раз слабее, хватило лишь один раз глотнуть воздуха. Голубые небеса вращались, лоскуты белых облаков, подобно небу во время её падения с Фонтезармо.

Солнце подмигнуло ей, ярко вспыхнув одновременно с её ухающим вдохом, затем расплылось и заиграло пузырьками, когда река захлестнула ей лицо. Изгибаться, удерживаясь над водой не осталось сил. Были ли похожи на это последние минуты Верного, утягиваемого мельничным колесом?

Здесь своя справедливость.

Чёрная фигура заслонила солнце. Трясучка встал над ней, показавшись десяти футов роста. Что-то сверкало в в его слепой глазнице. Он медленно поднял над поверхностью один сапог, сурово хмурясь, вода струилась с подошвы её на лицо. На мгновение она уверилась, что он собирается поставить ногу ей на шею и вдавить её вниз. Затем нога плеснула рядом с ней. Она услышала как он рычит, с натугой взявшись за труп лошади. Почувствовала как вес на её ноге чуть-чуть ослаб. Потом ещё чуть-чуть. Она рванулась, простонала, вдохнула воду и выкашляла её обратно, наконец вытащила ногу и, барахтаясь, приподнялась.

Она дрожала на четвереньках, по локти в реке, журчащая вода искрилась и мерцала перед ней, с мокрых волос падали капли.

- Блядь, - прошептала она, каждый вдох отдавался в ноющих рёбрах. - Блядь. - Ей надо покурить.

- Они близко, - донёсся Трясучкин голос. Она ощутила его ладонь, пихающую её подмышку, поднимая её на ноги. - Меч возьми.

Она, шатаясь под весом мокрой одежды и промокших доспехов добрела до зацепившегося за камень, покачивающегося трупа. Тяжёлая палица с железной рукоятью всё ещё болталась на ремешке у запястья, и она неловкими пальцами высвободила её, потянула длинный кинжал с её пояса.

Как раз вовремя. На неё надвигался мужик в латах, осторожно ступая, вглядываясь маленькими твёрдыми глазками поверх щита. Меч в каплях воды смотрел в сторону. Она, пятясь, отступила на пару шагов, притворяясь, что с ней покончено. Не слишком-то и притворяясь. Когда он сделал очередной шаг, она напала. Броском это назвать нельзя. Больше усталый полунырок, с трудом сумев протолкнуть свои ноги сквозь воду с той же скоростью, что и остальное тело.