Лучше подавать холодным.

Она провела рукой в перчатке по лезвиям на стойке, остановилась, и вернулась к одному из них. Длинный меч, из серой, как бы простонародной стали. Он не был выдающимся в плане орнамента и украшений, зато на её взгляд в нём присутствовала некая устрашающая красота. Красота вещи, идеально соответствующей своему предназначению. Это была работа Кальвеса, ковка лучшего стирийского оружейника. Подарок Бенне от неё - не то что бы для него была разница между хорошим клинком и морковкой. Он проносил его с неделю, а затем сменил на втридорога купленный железный лом с глупым позолоченным плетением.

Тот самый, что пытался вытащить, когда его убивали.

Непривычно, левой рукой, она обвила пальцами холодную рукоять и обнажила пару дюймов стали. В свете лампы лезвие сияло ярко и горячо. Добрая сталь согнётся, но не сломается. Добрая сталь всегда остра, всегда наготове. Добрая сталь не чувствут ни боли, ни жалости, ни тем более, раскаяния.

Она ощутила улыбку. Первый раз за эти месяцы. Первый раз с тех пор, как проволока Гоббы со свистом обхватила её шею.

Стало быть, месть.

Рыбу вытащили из воды

Холодный ветер налетел с моря и устроил чертовски замечательную продувку в Талинском порту. Или чертовски отвратительную, в зависимости от того, хорошо ли ты одет. Трясучка был одет скорее плохо. Он натянул свою туго облегавшую плечи тоненькую курточку, хотя от неё было столько пользы, что он мог бы и не утруждаться. Он сузил глаза и несчастно покосился на последний порыв ветра. Сегодня он, как положено, оправдал своё имя. Как оправдывал уже которую неделю.

Он вспоминал тёплые посиделки у огня, там, на Севере, в крепком доме в Уффрисе. Его живот был набит мясом, а голова набита грёзами, и он всё говорил с Воссулой о дивном городе Талинсе. Воспоминания были горькими - ведь именно тот проклятый купец с блестящими глазами и приторными россказнями о доме подбил его на это кошмарное путешествие в Стирию.

Воссула утверждал, что в Талинсе всегда солнечно, поэтому Трясучка и продал перед отбытием свою тёплую куртку. Ты же не хочешь истечь потом и помереть, так ведь? Сейчас, когда он трясся как сморщенный осенний листик, что продолжает цепляться за ветку, было похоже, что Воссула нанёс правде тяжкие повреждения.

Трясучка смотрел, как волны грызли набережную, окатывая ледяными брызгами гнилые ялики у гнилых причалов. Он слушал скрип перлиней, злобное курлыканье морских птиц, ветер, стучащий незакреплёнными ставнями, ропот и возгласы окружающих его людей. Все они столпились здесь в надежде на шанс поработать, и ни в каком ином месте не было такого сборища печальных судеб. Немытые и неопрятные, в рваных лохмотьях и крайней нужде. Люди, готовые на всё. Другими словами, такие же как Трясучка. За исключением того, что они-то здесь родились. А он был настолько глуп, что сам такое выбрал.

Он вынул из внутреннего кармана чёртствую горбушку, бережно, как скряга распечатывает свои запасы. Отщипнул чуть-чуть с краешку, собираясь не упустить насладиться каждой её крошкой. Затем он заметил, что ближайший к нему человек уставился на него и облизывает свои бледные губы. Плечи Трясучки резко обвисли. Он разломил хлеб и передал.

- Спасибо, друг, - жадно глотая хлеб, ответил тот.

- Не вопрос, - ответил Трясучка, хотя за эту горбушку ему пришлось несколько часов рубить дрова. Фактически целая куча весьма болезненных вопросов. Теперь и все остальные смотрели на него большими грустными глазами, как щенята, которых забыли покормить. Он всплеснул руками. - Если б у меня был хлеб для каждого, то с хуя бы мне здесь околачиваться?

Ворча, они отвернулись. Он шумно втянул холодную соплю и харкнул. Кроме кусочка чёрствого хлеба это было единственное, что с утра прошло сквозь его губы, и вдобавок не в том направлении. Он приехал сюда с карманом, полным серебром, с лицом, полным улыбок, и грудью, полной надежд на счастье. Десять недель в Стирии - и все три этих источника были испиты до зловонного дна.

Воссула говорил ему, что люди Талинса ласковы как ягнята, и гостеприимно встречают иноземцев. Его не встретили ничем кроме презрения, и полно народа шло на любую мерзость, чтобы освободить его от истощающегося кошелька. Здесь не на каждом углу дают второй шанс. Также как и на Севере.

Подошедшая шаланда принимала швартовы - рыбаки сновали по ней и рядом, тянули канаты и материли парусину. Трясучка почувствовал как оживились остальные доходяги, надеясь, что для кого-то из них может что-нибудь поменяться с работой. Он и сам ощутил в груди угрюмый проблеск надежды, однако подавил его и в ожидании встал на цыпочки, чтобы лучше видеть.

Рыба высыпалась из сетей на доски, сверкая серебром на бледном солнце. Рыбачить - хорошее, честное ремесло. Жизнь на просоленном морском просторе, где не говорят резких слов, где мужчины, плечом к плечу, наперекор ветру собирают сверкающие дары моря и всё такое. Благородное ремесло - а может это Трясучка так убеждал себя в озлобленности на вонь. Теперь любая работа, на которую бы его взяли, казалась вполне благородной.