Лучше подавать холодным.

Единственная нетронутая часть городы была островом на котором стоял дворец герцога Сальера. Там, где, сказала Муркатто, были картины и другие чудные вещицы, которые Ганмарк, командир армии Орсо, человек убить которого они сюда прибыли, стремился спасти. Он сжигает бессчётное множество домов, а них бессчётное множество людей, денно и нощно отдаёт приказы убивать, но должен сберечь эти мёртвые рисунки.

Дружелюбный подумал, что тот был человеком которого стоило засадить в Безопасность, чтобы мир снаружи стал более безопасным местом. Но вместо этого ему внимают, ему подчиняются и мир горит в огне. Похоже всё стало с ног на голову, всё стало не так. Но с другой стороны Дружелюбный не отличал хорошее от дурного, так ему сказали судьи.

- Готов?

- Да, - солгал Дружелюбный.

Коска засиял безумной улыбочкой. - Тогда вперёд, друг мой, в пролом! - И он рысью ринулся вниз по улице, рука на рукояти меча, другая прижимала к голове шляпу. Дружелюбный сглотнул, затем последовал за ним, беззвучно двигались губы, пока он считал сделанные им шаги. Ему требовалось считать что-то ещё помимо способов умереть.

Чем ближе они подбирались к западному краю города, тем становилось только хуже. В устращающем величии взметались ввысь пожары, с рёвом и хрустом, грызущие ночь неистовые дьяволы. Они жгли Дружелюбному глаза и заставляли его плакать. Или, быть может, он всё равно бы заплкал при виде всего этого разорения. Если хочешь взять себе нечто, зачем его сжигать? А если не хочешь, зачем сражаться, чтобы забрать его у другого? В Безопасности люди умирали. Они умирали там постоянно. Но такого расточительства не было. Не так там много было всего, чтобы не бояться ломать то, что было. Каждая вещь имела ценность.

- Проклятый гуркский огонь! - Коска чертыхнулся, когда они избежали очередной ревущей вспышки. - Десять лет назад никому и не снилось применять это вещество как оружие. Затем им сделали кучу пепла из Дагоски, пробили дыры в стенах Агрионта. Теперь как только начинается осада, так кто-нибудь требует всё взорвать. Мы любили поджечь дом-другой в дни моей молодости, просто чтобы стронуть события, но такой хренью не занимались. Раньше войну затевали чтобы заработать. Некоторая доля умеренных невзгод была прискорбным побочным эффектом. Сейчас её устраивают чтобы разрушать, и чем основательней, тем лучше. Наука, друг мой, наука. Та что по идее должна была облегчить людям жизнь.

Мимо топали ряды вымазаных золой и сажей солдат, отражая пламя, латы переливались оранжевым. Ряды вымазаных золой и сажей штатских передавали из рук в руки вёдра воды, потерянные лица наполовину освещены блеском неугасимого пламени. Голодные призраки, чёрные формы в душной ночи. Позади них на выщербленной стене мозаика - герцог Сальер в полном боевом облачении твёрдо указывает путь к победе. Он должен был держать знамя, сообразил Дружелюбный, но верхняя чать здания обрушилась и вместе с ним его воздетая рука. При пляшущем пламени казалось, будто его нарисованное лицо корчит рожи, будто двигаются его нарисованные губы, будто нарисованные рядом с ним солдаты устремились атаковать брешь.

Когда Дружелюбный был молод, в двенадцатой камере по его коридору сидел старик, что рассказывал преданья глубокой старины. Легенды о времени до начала Древних Времён, когда наш мир и нижний мир были единым целым и по земле бродили дьяволы. Сокамерники ржали над стариком, и Дружелюбный тоже насмехался, ведь в Безопасности было разумным делать как все и не выступать. Но он вернулся, когда поблизости никого не было, чтобы поинтересоваться, сколько точно лет прошло с тех пор, как были запечатаны врата и Эус изгнал демонов из нашего мира. Старик был не в силах назвать нужное число. Теперь похоже нижний мир снова проломил врата и хлынул в Виссерин, неся повсюду хаос.

Они проскочили горящую башню, огонь мелькал в её окнах, венчал разбитую крышу как факел великана. Дружелюбный потел, кашлял, и потел ещё больше. В его рту навсегда пересохло, в глотке постоянно першило, пальцы стали гладкими от золы. Он увидел зубчатый силуэт городских стен в конце улицы, заваленной бутовым камнем.

- Мы уже рядом! Не отходи от меня!

- Я... я... - Голос Дружелюбного сошёл на нет в дымном воздухе. Теперь, когда они свернули в узкий переулок, с красными отблесками в конце, ему слышался шум. Лязг и грохот, наплыв потока яростных голосов. Шум, подобный тому что издавал великий бунт в Безопасности, прежде чем шестеро наиболее наводящих ужас заключённых, в том числе и Дружелюбный, согласились положить конец безумию. Кто остановит безумие здесь? Был гулкий взрыв, заставивший содрогнуться землю, и окрашенная красным зарница осветила ночное небо.

Коска припал к стволу безобразного обожжёного дерева, залёг и вжался в него. Шум рос всё громче пока Дружелюбный подползал следом, до ужаса громко, но в его ушах его практически заслонил стук сердца.