Лучше не бывает

Затем он отвернулся и рассмеялся. Он начал шагать по комнате.

– Верно, Макграт пытался шантажировать меня, и, руководствуясь моими личными мотивами, я сделал вид, что уступил. Как вы узнали?

– Он рассказал мне. Этот парень подкупающе искренен. Он пытался и меня шантажировать. Они с Джуди работают командой, как вы, возможно, уже поняли. Она заманивает богатых людей с причудливыми, скажем так, вкусами. А Макграт уже тут со своей маленькой камерой. У него настоящий талант фотографа.

– Понимаю. Он пытался, вы говорите, шантажировать и вас. Но это не получилось?

– Я сказал ему, что, если он вздумает и со мной играть в эту игру, я убью его. Он мне поверил.

Дьюкейн обернулся, дойдя до стены, и посмотрел на длинную расслабленную фигуру в кресле. У него на все есть ответ, подумал он. Мне бы ни один человек не поверил, что я могу убить его!

– Как я уже сказал, – ответил Дьюкейн, – у меня были свои резоны не обескураживать Макграта. – У него возникла идея, невольно подсказанная самим Бираном.

– Очень убедительные резоны, сказал бы я. Две очаровательные девушки. Да, вы – темная лошадка.

– Вижу, что подкупающая откровенность Макграта не имеет границ, – сказал Дьюкейн. Он подумал: этот парень знает обо мне больше, чем я о нем. А я-то считал его своей жертвой, узником!

– Да, он рассказал мне о двух письмах. Он гордился собой. Должен сказать, он в самом деле очень изобретателен.

– Кажется, он стал вашим другом, – сказал Дьюкейн. – Будет интересно послушать, когда он расскажет все, что знает.

– Он этого никогда не сделает, – сказал Биран одобрительно. – И никогда вам его не подловить. И никому другому.

– А я смогу убедить его, – сказал Дьюкейн.

Биран выпрямился:

– Каким образом?

– Вот, скажем, этот шантаж, – ответил Дьюкейн. – Почему вы думаете, что я поощрял его? Эти два письма абсолютно невинные. Обе молодые женщины употребляют самые горячие выражения, как это свойственно молодым женщинам, но ни одна из них не является моей любовницей, и, собственно, у меня нет никаких возражений против того, чтобы они узнали о существовании друг друга. На самом деле они уже и знают, с тех пор как я им рассказал. Это первое, что я сделал после того, как Макграт сообщил мне о своих намерениях… Макграт мне не опасен – ему нечего открыть им. Правда, Биран, вы меня удивляете. Насколько вы знаете мой характер, неужели вы думаете, я действительно потерпел бы шантаж? Ничего особенно страшного я не совершал и, конечно, не стану платить такому субъекту, как Макграт, только ради того, чтобы избежать легкого стыда.

– Вы хотите сказать…

– Да, у Макграта нет надо мной власти. Но у меня есть власть над ним, и я собираюсь ею воспользоваться. Естественно, я не собираюсь изобличать его, но я заинтересован в том, чтобы он заговорил, и он заговорит.

– А у вас есть доказательства? – К нему снова вернулась настороженность, и он опять принялся покусывать зубами суставы пальцев.

– Он имел глупость написать мне письмо. А кроме того, у меня есть магнитофонная запись. Я тоже в таких делах не лишен изобретательности.

Странный у меня сегодня вечер для человека, который не привык лгать, подумал Дьюкейн. Он подошел ближе к Бирану и внимательно рассматривал его. Биран явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Итак, вы собираетесь нажать на Макграта?

– Да. Половину истории он мне уже рассказал. Вторую половину я услышу на следующей неделе. Не знаю, обойдусь я без помощи полиции или все же прибегну к ней. У меня ощущение, что это будет интересно. И еще: у меня чувство, что вас это тоже касается.

– Он вам ничего не расскажет, – сказал Биран. Сейчас он упорно смотрел на ковер.

– Значит, вы не отрицаете. Ему есть что рассказать?

– О, он много что мог бы порассказать. Но не о Рэдичи. Конечно, вы можете угрожать ему и понудить его изобличить сообщников. Но это вам не поможет. Об этом он больше ничего не знает.

– Почему вы так уверены?

– Потому что он кое-что рассказал мне. Верней, намекнул. Это дело Рэдичи слишком раздуто. Не понимаю, почему оно вас так волнует. В нем нет ничего интересного. Рэдичи был наполовину безумным, питающим интерес к оккультным наукам и имеющим довольно странные сексуальные вкусы. Как раз такие люди часто кончают с собой. Почему бы ему не сделать этого? Неужели нужно поднимать такую шумиху по поводу его самоубийства?

Дьюкейн сел. Он передвинул стол с виски и сдвинул кресло вперед. Он мягко сказал:

– Слушайте, Ричард, я знаю, что вы лгали мне сегодня, и я знаю, что вы замешаны в этом деле больше, чем вы стараетесь показать, глубоко замешаны. По самую шею. Вы знаете, почему Рэдичи совершил самоубийство, и вы мне скажете это прежде, чем покинете этот дом. Вы что-то взяли тогда у мертвого Рэдичи, и я знаю, чтó именно вы тогда взяли. Я не очень много накопал о вас информации, но то, что я нашел, может доставить вам серьезные неприятности, если я захочу.

Биран сейчас сидел прямо, руки его, вцепившиеся в ручки кресла, были освещены золотым светом, длинный цилиндр его головы повернут в тень. Он сказал: