Луч во тьме

Как он поведет себя, если и на его долю выпадут тяжкие испытания? Ткачев еще не знал, что его пят- надцатилетний Валя уже стойко перенес первое ис- пытание: в эти самые минуты в небольшом селе на берегу Волги, в чужом доме его Валя качает испу- ганную взрывом фашистской бомбы двухлетнюю сестру Лидочку. «Мама, мамочка!» — кричит Лидоч- ка, а мамы уже нет... Чужие, но сердечные люди по- могли Валентину вырыть в мерзлой земле яму, положить в нее мертвую мать, бабушку, братишку Колю и сестричку Аню. Страшное горе не сломило твоего сына, Кирилл Ткачев. Он, как подобает на- стоящему советскому парню, отомстит позднее в пар- тизанском отряде за горе твоей семьи, погибнет, но отомстит. И ты, Ткачев, отплатишь гитлеровцам. Ты умел наносить смертельные удары врагу в далекие дни твоей юности, в гражданскую войну, босой, голод- ный, вооруженный трехлинейной винтовкой. Суме- ешь и здесь, в Киеве, который стал глубоким немец- ким тылом, выполнить свой долг коммуниста. С этим русым, спокойным и рассудительным Григорием Ко- чубеем, с которым только что познакомился, можно идти в смертельный бой. Кочубей сидит молча, откинув назад большую го- лову с копной вьющихся волос. Как будто и не бога- тырь, небольшого роста, невзрачный на вид, но ка- кая-то внутренняя сила притягивает к нему каждого из четырех. Сегодня они договорились создать подпольную партийную организацию, которую назвали «Смерть немецким оккупантам!». Секретарем парторганиза- ции избрали Кочубея. А что будет завтра? Завтра Демьяненко и Ткачев поедут в небольшой украинский городок Нежин, где у них есть знакомый машинист Александр Кузь- менко. Уютный домик Марии Сазоновны — матери Александра — станет центром, откуда они начнут свою подпольную деятельность в Нежине. Завтра начнется новый день и у Кочубея, и у Ананьева, и у Черепанова. Они ведь теперь — организация, и должны, словно солнечный луч, согревать души советских людей, попавших в гитлеровскую неволю. 16

Г. С. Кочубей (Фото ШО г.)

Здесь все готово. На стене белеют ряды некраше- ных полочек, в углу — аккуратно обтесанный столик, три табуретки. На столике типографская касса, вер- статка, шило — весь инструмент наборщика. А на стене, в деревянной рамочке,— фото молодой жен- щины. Ананьев, заметив вопрошающий взгляд Кочу- бея, объяснил: — Это жена моя, Галочка... Где она теперь, как устроилась с детишками на востоке? Под ногами Кочубея что-то мягкое; он нагнулся, чтобы пощупать, и снова услышал голос Володи: — Ковер у матери выпросил. Доживем до побе- ды— новый куплю, а сейчас хоть не так сыростью будет тянуть. Кочубею на миг почудилось, что он в пещере Кие- во-Печерской лавры, с ее могильной сыростью и тошнотворным запахом ладана. Кочубей невольно вздрогнул. — Ну, скажи, что это подделка!—Ананьев про- тянул Григорию небольшой клочок бумаги. Это был его сюрприз. Целую неделю Володя что-то ворожил над этим клочком, который должен был стать пер- вым кочубеевским документом. История этого документа похожа на страничку приключенческого романа. Петру Леонтьевичу Тим- ченко посчастливилось «одолжить» на столе пани Луизы — секретарши директора трамвайного заво- да — аусвайс. Пани и в голову не могло прийти запо- дозрить в краже удостоверения почтенного пана Тим- ченко, который так и ушел, не дождавшись приема у директора. Кочубей решил сменить на аусвайсе лишь фото- карточку и стать на время Павлом Кирилловичем Дудко, токарем трамвайного завода, на имя которого выписан аусвайс. — Ни в коем случае! —возразил Володя.— Луиза, безусловно, сообщит куда следует, что у нее украден аусвайс Дудко, и тебя поймают при первой же обла- ве.—И Ананьев взялся переделать аусвайс на имя Николая Петровича Тимченко. Николай — сын Петра Леонтьевича. Жив ли он или нет, никто не знал, С тех пор как ушел на фронт, не было никаких известий от него. 18