Ложь без спасения

Моник еще больше съежилась и тихонько вскрикнула, когда мужчина пнул ее в бедро.

– Ты, мерзавка, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!

Моргая, пленница с трудом подняла глаза. Им далеко не сразу удалось привыкнуть к свету, хотя это был всего лишь слабый луч фонарика. Мужчина держал его лампой вниз, так что Моник худо-бедно смогла разглядеть его. Да, перед ней стоял ее похититель. На нем были джинсы и серый свитер, и он пришел босиком. Это был симпатичный мужчина, отметила Лафонд и удивилась тому, что она способна на такую мысль в подобной ситуации.

– Наелась здесь досыта, – проворчал незнакомец. – Не так ли?

Не было смысла отрицать это, и Моник кивнула, за что была наказана еще одним пинком.

– Для чего ты здесь находишься? Чтобы подъедать мои запасы?

Женщина хотела ответить, но смогла лишь тихо прокряхтеть. Она уже так долго не разговаривала! Хотя, возможно, у нее перехватило горло от голода, жажды и страха.

– Ты что-то хотела сказать? – угрожающе спросил похититель.

Наконец женщине удалось выдавить из себя несколько слов:

– Я… думала… все это было… для меня. – Она не узнавала собственный голос. – Иначе… иначе вы бы меня не привели… сюда.

– Хитрюга, – сказал мужчина и направил фонарик ей в лицо, чтобы ослепить ее. Она мучительно зажмурилась. Затем, заметив, что он снова опустил лампу, Лафонд подняла веки и увидела, что он непрерывно сжимает и разжимает правый кулак. От него исходила нервозность и агрессивность, и она знала, что ее положение очень серьезно.

– Я не могу вечно держать тебя здесь, – сказал он, – ты должна это понять. А если ты будешь обильно есть и пить, это продлится дольше. Поэтому запасы мы уберем.

«Он хочет, чтобы я умерла. Он действительно хочет, чтобы я умерла».

В этот момент пленница увидела корзину, которую похититель поставил рядом с собой. В ней он, вероятно, унесет стеклянные и консервные банки, и она будет мучительно околевать здесь внизу, медленно и незаметно.

– Пожалуйста, – произнесла Моник. Ее голос теперь уже слушался ее, но звучал очень тонко и запуганно. – Пожалуйста, отпустите меня. Я… я ведь ничего вам не сделала…

Она знала, что эти слова звучат по-детски, но у нее хватало сил лишь на то, чтобы жалобно скулить и просить, как просит ребенок. Она и чувствовала себя такой же маленькой, беспомощной и отданной на произвол судьбы.

Казалось, мужчина действительно несколько секунд обдумывал ее аргумент, но потом все же принял отрицательное решение.

– Нет. Потому что ты мне сейчас все испортишь.

– Но я обещаю вам…

Похититель прервал ее резким движением руки, а потом вдруг задал вопрос, который еще больше поразил ее:

– Ты замужем?

Моник попыталась понять, зависит ли что-то от ее ответа на этот вопрос – например, ее жизнь. Но поскольку она не могла найти какой-либо связи происходящего с замужеством, то посчитала благоразумным придерживаться правды, которую этот человек, вероятно, и так прекрасно знал. Возможно, он хотел лишь проверить, будет ли она лгать.

– Нет, – сказала она.

– Почему нет?

– Я… в общем, не сложилось…

– А был мужчина, который хотел на тебе жениться? Который хотел создать с тобой семью? – Слово семью незнакомец как-то особенно подчеркнул, словно говорил о чем-то особенном, о чем-то почти святом.

«Надо было мне сказать, что у меня есть семья, – инстинктивно подумала Лафонд, – тогда я вызвала бы у него уважение».

– Нет, – ответила она, – такого мужчины никогда не было. А я ничего большего не желаю, чем детей… семейную жизнь…

Похититель с презрением посмотрел на нее.

– Если б ты действительно об этом мечтала, то давно бы уже создала ее. Ты, вероятно, относишься к тому типу женщин, которые больше предпочитают свободу, чем какую-либо связь. Которые считают, что жизнь состоит из таких идиотских вещей, как самоутверждение и независимость. А всё эти чертовы эмансипе – опорочили значение семьи и все разрушили!

«Говори с ним», – подумала пленница. Однажды она где-то прочитала, что похитителям труднее убивать своих жертв, если те разговаривают с ними и входят в близкий контакт со своими тюремщиками.

– А что они разрушили? – спросила Моник.

Теперь взгляд незнакомца был наполнен ненавистью, и она стала опасаться, что во время разговора на эту тему он в любой момент может потерять над собой контроль. С другой стороны, вряд ли он сейчас отстанет от нее.

– Все, – ответил мужчина на ее вопрос, – все, о чем я когда-либо мечтал. Что я когда-либо желал иметь в своей жизни.

Моник с удивлением наблюдала, как его ненависть сменилась ранимостью, которую можно было ощутить почти физически. В этот момент она поняла, что этому человеку была нанесена глубокая травма и он не смог с этим справиться. В каком-то смысле ее похититель тоже был жертвой и защищался от жестокости жизни с тем же инстинктом самосохранения, как и любое живое существо.

– О чем вы мечтали? – спросила она.

«Сделайся его союзником. Покажи ему, что ты его понимаешь. Что ты такая же, как он».