Ловцы жемчуга

Лишь тогда среди гостей появился господин Попастратос. Он вошел, молча уселся и пристально посмотрел на Абдаллаха. Но Абдаллах не видел его, разглядывая что-то, находившееся прямо перед его глазами. Он вообще не видел ничего… перед ним проносились видения райских садов и фигуры красивейших женщин. Женщины проходили мимо него, и Абдаллах мог касаться их руками. Он чувствовал сильную жажду и много пил. Но он делал это уже механически, не сознавая ничего. Потом долго сидел, неподвижный, словно статуя, и душа его пребывала в райских садах, среди этих женщин.

Он сидел так долго, дольше, чем остальные гости, жевавшие эль-кнат. Он был юн и слаб; его организм не мог сопротивляться йеменскому яду. Музыканты перестали играть и ушли, потому что господин Попастратос сказал им, что они больше не нужны. А Абдаллах все еще сидел. Ушли и танцовщицы, увидев, что на них никто не обращает внимания. Большинство гостей тоже покинуло гостеприимный дом, но Абдаллах все еще сидел…

Господин Попастратос курил турецкие сигареты и наблюдал за ним. Некоторые из гостей уже начали приходить в себя; расслабленные и обессиленные, они не имели воли для того, чтобы заставить себя подняться и уйти. Наконец, и они ушли…

Лишь тогда очнулся Абдаллах и тут же бессильно поник на пол, как будто ветвь, на которой висела его одежда, обломилась.

Настала долгая тишина.

Господин Попастратос продолжал курить. Он приказал приготовить Абдаллаху постель, полагая что сыну Саида будет трудно дойти до дома. А Абдаллах начал понемногу пробуждаться от летаргии, которая обычно наступает после кната… наконец, он поднял голову и огляделся по сторонам, словно забыв, где он находится, словно разыскивая те чудесные райские сады…

— Спасибо тебе, Абдаллах, за то, что ты почтил своим посещением мой скромный дом, — произнес господин Попастратос так ласково, как только смог. — Двери его всегда открыты для тебя.

Но Абдаллах даже не взглянул на него. Он озирался по сторонам. Господин Попастратос, догадавшись, что его мучает жажда, налил ему воды. Абдаллах выпил, не заметив, кто напоил его.

— Дай еще! — произнес он.

Господин Попастратос снова налил воды, но Абдаллах качнул головой:

— Дай мне кната!

Господин Попастратос удивился; он знал, что в Йемене многие жуют эль-кнат, но только один раз в день, или в крайнем случае два. Но сейчас… Минуту он раздумывал…

— Кната! — настаивал Абдаллах, и в голосе его слышалась мольба.

Господин Попастратос встал и принес еще охапку. Потом засвистел, вспомнив о господине Бабелоне. Не могло быть сомнений в том, кто из них двоих окажется победителем.

Глава V

Однажды вечером, тем вечером, когда Абдаллах бен Али наслаждался кнатом, Саффар сошел на берег. Остальные матросы сидели на палубе и пели старинные песни, то тоскливые, то радостные.

Ему захотелось побыть одному, побыть в тишине.

Только что среди туч появилась луна, круглая, как овечий сыр, бросавшая свои лучи на спокойную гладь моря. Саффар спустился по трапу, нашел на пристани укромное место и сел в тени одного из столбов, к которым привязывают лодки. Он был недвижим, и казалось, слился с этой тенью. И европеец, который застал бы здесь его — нагого туземца, любующегося морем, луной и ночью, — был бы поражен.

Но Саффар пришел сюда не любоваться морем. Он смотрел на него, чтобы отчетливей вспомнить события прошлой ночи, когда он сам вел корабль, чувствовал в руке его дрожь, словно дрожь живого существа, чувствовал, что он слился с громадой корабля. Это было захватывающее ощущение, и Саффар хотел еще раз пережить его. Поэтому он вспоминал это снова и снова.

Постепенно для него стало привычкой вечером, после молитвы иша, когда его товарищи шли спать, оставаться на палубе и вызывать в себе это ощущение. И думать… Вскоре он получил для своих мыслей новую пищу: на корабле узнали, что Абдаллах, сын Господина Жемчуга, переметнулся от господина Бабелона к господину Попастратосу.

Это была правда, хотя и не совсем так: Абдаллах не переметнулся, а всего лишь оставил дом Бабелона и перебрался в дом Попастратоса. Он все оставил в доме Бабелона, даже вечное перо, которое тот ему когда-то подарил. Ничего не надо сыну Али Саида, Господина Жемчуга; если нужно, всегда найдутся друзья, которые дадут ему все…

И ему правда ничего не было нужно, ничего, кроме кната, женщины из райских садов прелестнее танцовщиц из Массауа. Абдаллах перестал выходить из дома — одежда была ему не нужна. Он ничего не покупал — деньги были лишние. Ничего не подписывал — вечное перо было ни к чему. Новый хозяин, в противоположность господину Бабелону, не связывал его расписками; он и так крепко держал его в своих руках, очень крепко держал…

Саффар этого не знал, но вскоре он стал кое о чем догадываться. Достаточно было связать воедино некоторые факты, как поездка господина Попастратоса в Ходейду, охапки зелени, которые он там закупил, отношения между Али Саидом и Абдаллахом — и все становилось на свое место.