В Хейме царила столь сильная давка, что императорская канцелярия выпустила запрет на передвижения всех фургонов и телег, в том числе и карет, принадлежащих вельможам, за исключением тех, что привезли припасы, предназначенные для армии и двора. В связи с этим в моду вошли паланкины, а по улицам города бегали пары или четвёрки мускулистых крепышей, несущих будки с восседающими внутри аристократами и дворянами. И чем важнее был их владелец, тем роскошнее был паланкин. Протискиваясь сквозь толпу, я увидел переносное кресло, несомое двумя императорскими слугами, вооружёнными палками, которыми они бесцеремонно расталкивали людей, заграждающих им путь. В переливающемся от золота ящике сидела женщина со светлыми волосами и красивым холодным лицом. Я сразу её узнал, хотя мы встречались добрых несколько лет назад. Прошедшие годы, которые оставили ясный отпечаток на моём лице, а в волосы вплели серебристые нити, её не коснулись ни в малейшей степени. Сегодня я впервые видел её в богатом платье и с красиво уложенными волосами, поскольку обычно я видел её голой или в скромном повседневном наряде. Женщина, восседающая в паланкине и глядящая на толпу с холодным безразличием, была Энией – милой и забавной убийцей, служащей Внутреннему Кругу Инквизиториума, которая некогда сыграла передо мной роль проститутки и однажды спасла мне жизнь. Её взгляд остановился на мне, но смотрела она так, словно я был придорожным столбом. Вдруг она потянулась к лицу и отбросила со лба прядь волос. Она улыбнулась, и её улыбка длилась так недолго, что её даже не заметил бы тот, кто в этот момент моргнул. Я, однако, знал, что она узнаёт меня, и что этот милый знак предназначен именно для меня. Через некоторое время она уже исчезла, поглощённая толпой, и я лишь слышал ещё пару минут гневные возгласы слуг, торящих путь паланкину. Я не мог не задаться вопросом, что делала в Хейме квалифицированная убийца Инквизиториума. Я не мог не задаться вопросом, кто вытащил на свет это грозное оружие и в каких целях он намеревался его использовать. Наконец, я не мог не задаться вопросом, почему она была дорого одета и почему её слуги носили императорские цвета.
– Красивая, не правда ли? – Вздохнул кто-то за моим плечом.
Я обернулся.
– Риттер, меч Господень! – Вскричал я и искренне обрадовался, увидев человека, с которым не раз уже тесно сплеталась моя судьба.
– Гора с горой... – Он сильно затряс мою ладонь, и его козлиная бородка заходила ходуном.
– Что вы здесь делаете?
– Как это что? – Изумился он. – Ведь в Хейме сейчас все! – Он сильно выделил последнее слово.
– Кто она? – Я посмотрел в ту сторону, где скрылся паланкин.
– Она высоко летает, господин Маддердин, – засмеялся он. – Это Анна, княжна из Трапезунда, внебрачная дочь Никифора Ангелоса.
А сильно удивились бы в Трапезунде, подумал я.
– И фаворитка нашего Светлейшего Государя, – добавил драматург театральным шёпотом.
– Ох... – только и сказал я, и мне в голову пришла одна мысль: Эния должна была знать греческий, потому что иначе она не смогла бы притворяться трапезундской аристократкой перед нашим императором, который считался человеком хорошо образованным. Также она должна была знать правила придворного этикета. Всё это говорило о её ранге, и я вспомнил, как на тирианской барже она чесалась от вшей. Много воды утекло в реках мира с того времени. Мордимер Маддердин стал капитаном епископской гвардии, а нанятая шлюха – любовницей нашего милостивейшего владыки. Ох, любезные мои, жизнь полна загадок и переполнена неожиданными событиями!
– Пошли, выпьем. – Поэт потянул меня за рукав. – Если у вас есть деньги, то у меня есть любимый кабак!
– Ну а как иначе, – проворчал я, но дал себя увести, поскольку, во-первых, мне нравилось общество Риттера, а во-вторых, он мог оказаться кладезем интересных новостей и слухов.
Хайнц привёл меня в довольно приличного вида кабак и громко объявил, что пожаловал мастер Инквизиториума из Хеза, что быстро привело к тому, что трактирщик выгнал выпивающих в алькове дворян (они ушли, проклиная нас под нос и глядя на нас яростным взглядом), отдавая эту часть зала исключительно для нашего размещения.
– Я уже не инквизитор, – оповестил я его, когда мы сели.
– Матерь Божья Безжалостная! – Риттер побледнел, поскольку выдающему себя за служителя Святого Официума грозили наказания столь же болезненные, сколь и неотвратимые. – Что случилось, Мордимер? – Он схватил меня за руку. – Могу ли я как-то...? У меня есть кое-какие доходы...
Его забота и искренность действительно покорили и тронули меня. Приятно, что встречаются ещё люди, которые не забывают о том, что они обязаны кому-то жизнью.
– Не волнуйтесь, Хайнц, – сказал я сердечным тоном. – Это лишь временная отставка...
Он печально покачал головой, сочтя, что я делаю хорошую мину при плохой игре.
– …на время исполнения обязанностей капитана гвардии епископа Хез-Хезрона, – добавил я.
– Вы что, пили сегодня? – Спросил он после длительного молчания.
– Нет, но определённо напьюсь.
– Вы надо мной издеваетесь?! Да?