Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы...

— Ну вот, а мы — втроем…

— Я должна была прежде всего спасти Базу и своих воспитанниц. Вы убили… — Она замялась, не зная, как понятным образом обозначить пришельцев.

— Кванги называют их ахамбовомбе, мы — для простоты — монстрами. Они начали первые. Дальше…

— Нам хватило и вашего вторжения. Больше не надо. Этих… может нахлынуть тысяча, много тысяч. А ты видел, какие еще исполнительные механизмы у них имеются?

— Видел, мадам, видел. В том числе и такое, что вам никогда не захочется увидеть, при всей вашей искушенности…

«И почувствовать», — добавил я про себя, изнывая от необходимости сохранять позу и кураж. Тоска сжимала сердце и пыталась свести судорогой лицевые мышцы. Сейчас совершенно к месту было завести пластинку с записью «Танго смерти» («Маленький цветок» в советском издании). Саундтрек к фильму пятидесятых годов. Под эту музыку герой фильма пьет коньяк и танцует в баре с девушкой, получив телеграмму, что в больнице далекого города умирает его мать. Сделать ничего нельзя. Поездом ехать трое суток, а самолеты туда не летают. Осталось клин клином вышибать.

Глазами я показал Дайяне, что неплохо бы выйти, вдохнуть холодного воздуха. На лоджию или дальше. Эта «генеральша» с первой встречи вызывала у меня, кроме настороженности и чувства постоянной опасности, определенный личный интерес. Согласен, слегка извращенный. В сравнении с весьма одаренными в этом отношении Ириной и Сильвией даже в ней имелся едва ли не запредельный эротический заряд. На меня он не подействовал раньше, когда она его включила, сейчас — тем более, но ощущать я его ощущал. Как электрик — напряжение в кабеле, с которым работает.

Я, слава богу, и до нынешней депрессии не был сексуально озабоченным. Скорее наоборот. Работая на Перешейке, где агентессы ЦРУ, других разведок и обычные беспартийные шлюхи: белые, креолки, мулатки и иные, стоило зазеваться — нагло лезли руками в штаны и сами раздвигали ножки, как в фильме «Основной инстинкт», я ухитрялся сохранять презрительное самообладание. Помню — Первый советник посольства, человек ужасно компетентный, выкатив нольседьмую бутылку «Столичной», старательно добивался, не гомик ли я.

— Николай Макарыч, — отвечал я ему, довольный, что хоть за пьянство меня не привлекают, опрокидывая пятую бесконтрольную и бесплатную рюмку. — Делу партии и правительства я настолько предан, что известный предмет готов завязать узлом. Как отец поверьте (а он по возрасту как раз в отцы мне и годился), с молодых лет умел внутренний блок ставить. Дочка завотделом ЦК нашего КПСС (фамилию не скажу) в новогоднюю позднюю ночь и даже ближе к утру (при этих словах я плеснул в глотку еще рюмку. Надо же соответствовать!) платьице снимала и остальное хотела…

— Ну и? — с загоревшимся взглядом спросил советник.

— Отринул!

— Да ты что? Дочка завотделом? Красивая хоть?

Для пожилого человека, дотягивающего предпенсионный срок в затруханном посольстве никчемной страны, мои слова пробудили нечто вроде гумилевского:

…Мне снятся королевские алмазы
И весь в крови широкий ятаган.

Усталому от дурацкой службы советнику это то же самое. Алмазов ему не досталось, и вместо ятагана только авторучкой размахивал.

— Страшила, Николай Макарович, непроходимая. Ужас, летящий на крыльях ночи. Даже непонятно, откуда у настоящего коммуниста такое могло родиться…

Сарказма он не понял. Да ему и незачем.

Выпили еще.

— Если б такое нормальный человек сказал, я бы удивился. А вот тебе — верю.

— Почему я и сижу тут с вами, а не в большом кабинете с видом на Смоленскую площадь.

Он сглотнул сразу грамм двести — служба, что поделаешь. Вдруг за компанию на чем другом расколюсь.

— Только, Андрей, гусей дразнить не нужно. Веди себя, как все. А то, нахрен, майоры из Москвы первым делом мулаток трахают, будто за тем и приехали, и мне же на тебя доносят, что Маркса по ночам читаешь и имеешь наглость не к месту цитировать… Ты лучше на жену посла внимание обрати… Она красивых парней любит.

Женой посла я заняться не успел, пусть она тоже была не в моем вкусе, меня раньше выслали.

…Однако, стоя на лоджии и любуясь природой, я очень неправильно думал о стоящей рядом даме. Мы с ней пересекались четыре раза. Сначала она меня нагнула через колено. Как пацана. Второй раз покончили вроде как вничью. Третий и четвертый я выиграл вчистую. Именно я один! И все равно никак не могу забыть очертаний ее полуобнаженного тела. Черт, есть в ней нечто непреодолимо влекущее. С самого первого раза, когда она нас с Берестиным вербовала. И потом тоже. Представьте — бьешь женщину пистолетом по голове и одновременно думаешь совсем о другом.

Мало сказать, что даже уложенная лицом в грязь, в разодранной до пояса юбке, с измазанными травяной зеленью локтями и коленями она была красива. Она выглядела, будто тридцатипятилетняя Софи Лорен в сравнении с рядовой девчонкой из параллельной группы.

Но сейчас, стоя рядом с ней, никаких грешных чувств я не испытывал. Скорее — наоборот!

— Мадам Дайяна, мы с вами, как и раньше, враги или у вас появились другие ощущения?