Ловчий в волчьей шкуре

Так вот, в миг, когда я увидел нечто ужасное с глазами-плошками, орущее благим матом, я решил, что смерть моя пришла, даже не то что решил – мозг и подумать-то ничего не успел, а вот словно вдруг понял. А потому – бац! – крышка люка подо мной в один миг упала вниз, и петля, лишенная добычи, обвисла ни с чем, удивленно распахнутой пастью обманутой смерти. Честно сказать, мне не впервой играть с ней в жмурки, но этот случай почему-то запомнился особо.

Я уже прежде рассказывал, что одновременно живу в двух мирах: в здешнем, людском, и другом, волчьем, а потому могу перемещаться меж ними по своему усмотрению, а иногда и без оного, вот как теперь, спасаясь от гибели. Едва исчез я здесь, в смысле, там, как тут же с висящим на мне котом очутился в мире, где светило волчье солнышко, именуемое там, откуда я взялся, Луной.

Конечно, башни никакой тут не было и в помине – с чего бы вдруг нормальному, да и не совсем нормальному, вроде меня, волку пришла в голову идея строить башню? Для кого? От чего? Все равно, сильнее нас в этих краях никого нет. Медведь, разве только, но со стаей и ему не совладать.

Одним словом, там, где еще совсем недавно красовалась обглоданная временем руина, стеною высился лес. Совсем близко от места внезапного моего появления слышался голодный вой сородичей, вышедших погонять благородных оленей или, на худой конец, изрядно менее благородных голоногих – недостойная добыча для целой стаи, но в скудное время и такая сойдет.

Между тем возбужденный собственной храбростью кот продолжал истошно орать мне на ухо:

– Держи его! Держи негодяя! Ты арестован!

Вопил он так без передыху, точно на дворе стоял март, пока вдруг не увидел устремленные на него со всех сторон заинтересованные желтые глаза подоспевшей на странный звук стаи.

Помнится, я уже прежде говорил, что не слишком лажу с местной родней и та в ответ вовсе не торопится проявлять ко мне пылкой любви, или хотя бы теплой дружбы. Но и трогать меня здесь опасаются: ворчат, щетинятся, отходят в сторону, огрызаясь, но все ж таки не нападают.

С голоногими и вовсе не сговоришься. Они, чуя подвох, попросту бросаются в паническое бегство, хоть и знают, что спастись в гнездах, упрятанных в кронах деревьев или в горных пещерах, от меня не удастся. И ведь что глупо-то – я никого из них даже пальцем не тронул: просто из волка в человека перекинулся. А страху – будто я каждого из них в малолетстве покусал. В общем, жить в том мире неуютно, но погулять в одиночестве, не опасаясь любопытных взглядов, или, вот как сейчас, в прятки со смертью поиграть – можно.

Однако вернусь к своему рассказу, а то с этой дурацкой привычкой что-нибудь необычное вспоминать и уходить мыслью в сторону от главного я, пожалуй, до старости повествования не закончу.

Так, стало быть, вот: очутились мы с котом в волчьем мире. Тут-то я и понял: никакая это не ведьмина тварь, а самый что ни на есть мохнатый полковник, он же, да простят меня кошачьи за столь глупую кличку – Мурзик. Кот, бедняга, как стаю увидел, шерсть на нем поднялась дыбом, так что в два раза шире себя стал, но для волчьей стаи – чем больше, тем лучше. И потому они только вперед подались: мол, давай-ка, родич, делись едой.

Но полковник – он же не просто так, он ситуацию оценивает в единый миг: бац! – и все, оценил, что голова его на этой ярмарке и сентаво вытертого не стоит. Только я успел подумать, а не упасть ли на спину да покататься по торчащим корневищам, кот, оставив в покое мою подранную спину, молнией взмыл на дерево и ошарашенно уставился оттуда на оголодавшую стаю.

Я было понадеялся, что сородичи, резонно сообразив, что добыча стремглав умчалась из зоны досягаемости, поскалятся да повоют от досады и пойдут охотиться дальше. Не тут-то было! Может, их привлек вид неслыханно крупного представителя пуфиков на ножках, и они решили выяснить, каков он на вкус? А может, стало любопытно, что этот странный чужак собирается делать дальше? Ясно было одно: уходить стая вовсе не собиралась.

Волки уселись под деревом, заинтересованно глядя на котабальеро, пытающегося укрыться в не слишком густой листве. Вполне может статься, больше, чем кот, их привлекли сапоги, в которые это необычайное животное было обряжено. А кот с несчастной мордой лица восседал на нижней ветке и с тоскою наблюдал, как один за другим, будто соревнуясь в ловкости, волки поднимались, подходили к дереву и принимались прыгать, щелкая челюстями. Стоит ли говорить, до чего этот турнир тревожил бедного дона Котофана?! Волчьи морды лишь чуть-чуть не дотягивались до мотающегося в воздухе хвоста, а монотонное клацанье зубов могло вогнать в панику и большего храбреца, нежели многоуважаемый Пусик.