Для того, чтобы забаррикадировать вход в корчму много времени не понадобилось. На баррикаду особой надежды не было, но сами окна узкие, словно бойницы, не всякая тварь пролезет, да и ставни с дверьми составлены из толстых дубовых досок, скреплённых мощными железными полосами — авось выдержат. Вот только что они должны выдержать, пока непонятно. Да и не важно. На Звериных островах всё просто: если тебе что-то угрожает — убей это, кем или чем, оно не являлось. Или умри сам с оружием в руках. И я этот закон полностью разделяю.
Покончив с завалами, принялся экипироваться. Первым делом взялся за трофейную кольчугу. Едва натянул её, как по телу словно пробежал электрический разряд, даже волосы затрещали. Кольчужное полотно стало горячим, звенья зашевелились словно живые, подтянулись, плотно обтягивая мою фигуру, после чего замерли и стали потихоньку остывать. Я и этому не особенно удивился — сразу заподозрил, что трофей непростой. Впрочем, всё к лучшему, против нечисти и нежити простое железо работает не очень.
Поверх брони накинул камзол, за пояс заткнул клевец. Сабля и кинжал в ножнах, засапожник в сапоге, самострел и тул с болтами за плечом. Вроде готов, больше ничего и нет. Жаль способность чародействовать пока не восстановилась в полной мере. Верней, почти совсем не восстановилась. Пнуть кого, пожалуй, смогу, но на подобное случившемуся с бандой Рыгов, даже не стоит рассчитывать.
Радослава всё это время разрисовывала пол, стены и даже потолок сложными пентаграммами, и устанавливала где только можно десятки толстых белых восковых свечей. Зачем, не знаю, но по хозяйке харчевни было видно, что она знает, чем занимается.
Потом она вышла и вернулась полностью преобразившись. Вместо разбитной симпатичной кабатчицы сейчас передо мной стояла суровая воительница. Шлем-иерихонка[18], кольчато-пластинчатый доспех с полами почти до середины икры, две кривые сабли на хитрых перевязях за спиной, на поясе множество небольших подсумков с торчащими из них горлышками разноцветных скляниц, а в руках сильноизогнутый составной лук, — в этом образе кабатчица очень была похожа на мою старую знакомую, в прошлом Псицу Божью, а ныне становую боярыню[19] Купаву. К тому же, о том, что Радослава тоже имеет отношение к инокиням Обители Торжества Веры, прямо подсказывали вычеканенные песьи головы на оголовьях сабель.
— Всё-таки Псица…
— Была, — не стала отказываться кабатчица. — Сейчас мне с ними не по пути. Тебя это важно, ловчий?
— Нет, — честно ответил я.
— Оно и к лучшему, — Радослава принялась споро раскладывать по стойке туго набитые стрелами с белоснежным оперением колчаны. — Зови сюда своих учениц, здесь им будет безопасней.
Я разбудил юных чародеек, девочки спустились с общий зал, молча взялись за руки и сели у дальней стенки прямо на пол в кружок. Ни одного вопроса от них я так и не дождался. Ну что же, тем лучше.
Ближе к полночи на улице раздался оглушительный раскат грома, почти сразу ещё один, по крышам и мостовой забарабанили капли дождя, уже через мгновение, превратившиеся в проливной ливень. Гром так и продолжил грохотать, перемежаясь заунывным визгом порывов ураганного ветра.
— Знатно льёт… — улыбнулась Радослава. Она выглядела совершенно спокойной, только едва заметные нотки напряжённости в голосе выдавали её волнение. — Хочешь медовой огневицы, ловчий?
— Давай…
Кабатчица разлила по стопкам янтарную жидкость из квадратного штофа.
— Ну, за… нас с тобой, — она взялась за стаканчик. — Знаешь, у нас говорили, что печать Псицы Божьей остаётся навсегда…
Радослава не договорила, потому что на улице раздался чей-то зловещий голос. Мертвенный, лишенный абсолютно всех интонаций, он исходил ниоткуда, заглушил даже раскаты грома, произнёс короткую фразу на непонятном языке, после чего замолк и больше не повторялся.
Воительница не спеша выпила, поставила стаканчик на стойку и спокойно сказала:
— Полночь. Думаю, все началось.
— Сейчас посмотрим, что там началось… — буркнул я, тоже опрокинул стопку, поднялся на второй этаж и выглянул в узенькое окошко в торце коридора.
Поначалу ничего необычного не заметил. Гнулись под порывами ветра деревья, косой ливень сёк мостовую и крыши домов. Всё вокруг выглядело, как и должно выглядеть при хорошей грозе. Правда, чёрное облако над хорошо просматривающейся Проклятой башней уже расползлось над всем городом, а саму башню накрыл серовато-пепельный и прерывисто мерцающий купол. Иноков обители Торжества Веры и белоризцев нигде не было видно.
А потом, я неожиданно заметил, как в полусотне метров от харчевни, на большой цветочной клумбе, земля вдруг вспучились небольшими холмиками, как будто несколько кротов одновременно решили глянуть, что творится на поверхности.
Но из норок показались не усатые мордочки, а что-то непонятное, похожее на толстые побеги каких-то растений. Все в лохмотьях черной коры, судорожно сокращающиеся, они словно силились что-то вытащить за собой из земли.
А ещё через несколько мгновений, у меня по спине пробежали ледяные мурашки, потому что я всё наконец рассмотрел.
Из земли лезли умертвия…