Лотерея

– Я болен, но я не сумасшедший. Может и сумасшедший, но нормальный, ты поняла меня, наверное, не сиди, помоги что сказать, – разозлился вдруг Боб, не сумев сформулировать подходящей фразы. Акра только кивнула неловко. – Не обижайся на меня. Дурен я, сумасшедший может, называй как хочешь. Только знай, что и сумасшедшие знают себя, и истина у них своя есть. Та истина, о которой они знали, прежде чем стать дураками, они помнят о ней. Я тоже ее помню, знаю. – Боб растерянно начал чесать коленку, потом бросил, ударил по ней и стал говорить дальше, – так бывает и у нормальных, если они и впрямь есть. Ты говоришь и вдруг дойдешь до кипения, потом наговоришь всякий бред, какой никогда бы не сказал в тишине и по совести. Самое же суть в этом бреду то, что ты слышишь себя и знаешь, что бред, а все равно продолжаешь говорить. Вот оно. – Боб поднял указательный палец, затем поднес его к носу и ударил себя щелчком по кончику носа. – Говорю же бред. В этот момент ты знаешь, что не прав, что муха последняя тебя так не укусит, чтоб ты заговорил этими словами, а ты слышишь их. Сам говоришь. Тут и начинается сумасшествие. Ты либо остановишься, успеешь и будешь презирать себя, обливаясь стыдливым потом, либо все, дальше не ушел и говоришь бред только потому, что уже сказал и точка невозврата пройдена. Попался, на удочке бесовской повис. Все узнают, каков ты. А что если это и не ты вовсе? – Акра слушала бред и вдруг поняла, что воспринимает его серьезно, что не отделывается от назойливого сумасшедшего, а слушает. Сумасшедший же продолжил кружить перед девушкой и останавливаться когда настигал его апогей мысли. – Бес этот твой, а тебя в нем и нет. Он запер тебя на ключ в стеклянной коробке, чтобы ты видел, но и слова сказать не мог. Вдруг вот ты остался один, бес ушел, и ты из коробочки вышел. Ты знаешь кто ты, знаешь мысли свои, какой был до того как бес овладел тобой. У тебя есть истина, которую при нем ты сказать не можешь. Ты сидишь с ней словно с клубочком в руках, который не можешь распутать, и так становится больно, так жалко, что он гаснет в тебе и его уже никто не увидит. – Боб сложил ладони лодочкой и изобразил, как выпускает из рук нечто, о чем рассказывал. – С тем и схоронят. Для них ты пропал. Я пропал. Понимаешь, они думают, что ничего во мне не осталось и быть не может, а между тем я живой и живой, потому что еще что-то знаю. Мне не верят, но я-то знаю. Бес этот тоже не верит и меня в том уверяет, но я не поддался, и наверное никогда не поддамся, как бы далеко он не загнал меня во себя. – Боб обернулся и резко присел, сказав это, а потом продолжил совсем шепотом, – так что не мертвы одуревшие. Это не конец, поверь. Может это и хуже, но не конец. А значит, есть надежда. – В руках сумасшедшего появился маленький кролик, совсем еще крохотное дите, дней двадцать от роду. Откуда он его взял, Акра так и не поняла, но она об этом и не думала. Она теперь окончательно верила Бобу, как кролик помог ей поверить не ясно, но что-то он изменил. – Я долго так думал, долго боялся только одного – сойти с ума. Думал ведь все, за этой чертой нет ничего больше. А оно есть, правда же оно и страшнее, что ты знаешь и поделать ничего с собой не можешь. Я сегодня пришел, потому что мне удалось, может на этот лишь миг, я чувствую себя прежним, но мне удалось. Ничего не кончено.

– Хорошо, но я пока не сумасшедшая и если только за тем ты это все сказал, то спасибо конечно, но это подло, – вскрикнула Акра.

– Нет, нет, нет, это не твое не стоит. Спасибо можешь сказать, но не за то. Я знаю, чего ты хочешь, – закусив губу как бы замолкая, проговорился Боб.

– Ну, – кивнула Акра.

– Ты не знаешь, кто он такой, ни про кого не знаешь. Их там много, но такой как он почти один, – Боб снова стал вертеть шеей, будто она у него все время болит. Может и вправду болела.

– Какой?

– Такой как я, – улыбнулся Боб.

– Ох, нет, он кто угодно, но не сумасшедший и вовсе не как ты, – разочарованно замотала головой Акра.