Читаем Lost structure полностью

изображение несколько более иконично, но тоже не вполне". Разумеется, такое рассуждение, выдержанное до конца, приведет Морриса, а равно и здравый смысл, не куда-нибудь, а к

упразднению самого понятия иконичности: "Абсолютный иконический знак не может быть не чем

иным, как собственным денотатом", а это то же самое, что сказать, что подлинным и

исчерпывающе иконическим знаком королевы Елизаветы будет не портрет Анниго-

2 Charles Morris, Segni, linguaggio e comportamento, Milano 1949, pag 42 O Моррисе см Ferruccio Rossi-Landi, Charles Morris, Roma, 1953 См также Моррис Ч У Основание теории знаков В кн. Семиотика М , 1983 С 37—89

Его же Знаки и действия Из книги Значение и означивание Там же С 118—132

124

ни, а сама королева Елизавета или ее научно-фантастический "двойник". Моррис и сам на

www.koob.ru

последующих страницах старается занять более гибкую позицию, утверждая "Не будем забывать о

том, что иконический знак только в некоторых своих аспектах подобен тому, что он означает. И

стало быть, иконичность — вопрос степени"3. И когда, продолжая в том же духе и говоря о

невизуальных иконических знаках, Моррис ссылается на ономатопею, становится ясно, что раз-

говор о степенях, размывая понятие иконичности, делает его слишком неопределенным, потому

что иконичность "ку-ка-ре-ку"* по отношению к крику петуха очень слабо выражена, и, кстати

говоря, для французов соответствующий знак будет "ко-ке-ри-ко".

Весь вопрос в том, что мы понимаем под "некоторыми аспектами". Иконический знак сходен с

означаемой вещью только в некоторых своих аспектах Вот ответ, который может удовлетворить

здравый смысл, но не семиологию.

II.3.

Рассмотрим один из примеров рекламы В протянутой руке стакан с пенящимся, переливающимся

через край, только что налитым в него пивом. На запотевшем стекле капельки влаги, рождающие

непосредственное (как это свойственно индексальным знакам) ощущение холода

Трудно не согласиться с тем, что эта визуальная синтагма — иконический знак. И мы прекрасно

понимаем, о каких свойствах означенного объекта идет речь. Но бумага это бумага, а не пиво и

холодное отпотевшее стекло. На самом деле, когда я вижу стакан с пивом — это старая проблема

психологии восприятия, которой от веку занималась философия, — я воспринимаю пиво, стекло и

холод, идущий от стакана, но я их не ощущаю, что я чувствую, так это некие зрительные

раздражения, цвета, пространственные отношения, освещение и т. д , хотя бы и организованные в

какое-то поле восприятия, и я их координирую вплоть до того момента, пока не сложится некая

структура, которая на основании имеющегося у меня опыта рождает ряд синестезий, в конце

концов наводя меня на мысль о холодном пиве в стакане. Не иначе обстоят дела и с изображением

стакана с пивом. Я реагирую на какие-то зрительные стимулы, координируя их в структуру и

воспринимая образ Я работаю с опытными данными, идущими ко мне от изображения, точно так, как я работаю с опытными данными, идущими ко мне от восприятия реального стакана: я их

отбираю и группирую на основании определенных ожиданий, зависящих от имеющегося у меня

опыта, стало быть, на основании сложившихся

3 Morris, cit, pag 257

125

навыков и, следовательно, на основании кода И все же в этом случае обсуждение соотношения кодов и

сообщений не решает вопроса о природе иконического знака, касаясь по преимуществу самих меха-

низмов восприятия, которые в конечном счете могут быть рассмотрены как механизмы

коммуникации, т e такого процесса, который только тогда имеет место, когда благодаря навыкам

определенные стимулы наделяются некоторым значением 4.

Итак, первый вывод, который можно сделать, будет таков, иконические знаки не "обладают

свойствами объекта, который они представляют", но скорее воспроизводят некоторые общие

условия восприятия на базе обычных кодов восприятия, отвергая одни стимулы и отбирая другие, те,что способны сформировать некую структуру восприятия, которая обладала бы благодаря

сложившемуся опытным путем коду тем же "значением", что и объект иконического

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки