Читаем Lost structure полностью

(возможность установления определенного расстояния), в свою очередь становящаяся означающим, коннотирующим проссемическое значение (социальное значение этого расстояния).

Последнее сомнение могло бы возникнуть в связи с тем, что в таком случае архитектура предстает

неким паразитическим языком, который может говорить, только опираясь на другие языки. Подобное

утверждение никоим образом не умаляет достоинств архитектурного кода, поскольку, как мы

убедились в Б.3.II.1., существует множество кодов, разработанных для того, чтобы в собственных

терминах и означающих передавать значения другого языка (так, код морских флажков означивает

означающие азбуки Морзе, словесного алфавита или другой конвенциональный код). И сам словесный

язык в различных коммуникативных процессах часто выступает в этой своей защщающей функции.

36 Kevin Lynch, op at См. также La poetica urbanistica di Lynch, in "Op Cit.", n 2 См. A View from the Road, М Ι Τ , 1966

252

Известно, что в каком-нибудь романе или в эпической поэме язык в качестве кода означивает

определенные нарративные функции, являющиеся смыслоразличителями некоего нарративного

кода, который существует вне языка (столь же верно и то, что одну и ту же сказку можно

рассказать на разных языках или экранизировать роман, не изменив при этом — имеется в виду

сюжетный код — нарративного дискурса). И даже бывает так, что конституирование какого-то

конкретного нарративного кода может повлиять на способ артикуляции более аналитического

замещающего кода. То обстоятельство, что нарративный код оказывает очень слабое влияние на

код типа лингвистического (хотя в современном экспериментальном романе это влияние иногда

весьма ощутимо), объясняется тем, что, с одной стороны, лингвистический код достаточно

пластичен, чтобы выдержать аналитический расклад самых разнообразных кодов, с другой, нарра-

тивные коды, судя по всему, обладают такой многовековой устойчивостью, стабильностью и

целостностью, что до сих пор не возникало никакой нужды в артикуляции неведомых

нарративных функций, для которых лингвистический код заблаговременно с незапамятных времен

не уготовил бы правил трансформации. Но допустим, что существует некий код, во многих

отношениях более слабый и подверженный непрерывной реструктурации, например, архитектурный код, а наравне с ним целые ряды еще не учтенных антропологических кодов, постоянно развивающихся и меняющихся от общества к обществу; тогда нам откроется код, который непрерывно вынужден пересматривать свои собственные правила для того, чтобы

соответствовать функции означивания означающих других кодов. Код такого типа по большому

счету уже не должен больше заботиться о постоянной адаптации собственных правил к

требованиям антропологических кодов, которые он проговаривает, но в его задачи входит

выработка порождающих схем, которые ему позволят предвидеть появление таких кодов, о

которых пока что нет и речи (как будет разъяснено в В.6.III. и как об этом говорилось в В.3.III.4.).

II.8.

Напомним, впрочем, о том, что было сказано в A.2.IV.1.

Код — это структура, а структура это система отношений, выявляемая путем

последовательных упрощений, проводимых с определенной целью и с определенной точки зрения.

Следовательно, общий код ситуации, с которой архитектор имеет дело, вырисовывается в свете

именно тех действий, которые он намерен предпринять, а не каких-то других.

Так, при желании провести реконструкцию городской застройки или какой-либо территории с

www.koob.ru

точки зрения непосредственной опозна-

253

ваемости тех или иных конфигураций архитектор имеет возможность опереться на правила, установленные кодом узнавания и ориентации (базирующимся на исследованиях восприятия, статистических данных, требованиях торговли и уличного движения, выведенных врачами кривых

напряжения и релаксации), но все его действия будут иметь смысл и оцениваться только в свете

его главной задачи. Но если однажды ему понадобится инкорпорировать эту задачу в иную систе-

му социальных функций, ему придется привести код узнавания в соответствие с прочими

задействованными кодами, сведя их все к некоему основополагающему Пра-коду, общему для

всех, и на его основе разработать новые архитектурные решения 37.

II.9.

Таким образом, архитектор, чтобы строить, постоянно обязан быть чем-то другим, чем он есть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки