Лорна Дун

Наконец, я взобрался на свой наблюдательный холм (как я стал его называть) и взглянул оттуда па прекрас­ную Долину Дунов. Летом она походила на вазу, напол­ненную зелеными растениями, а сейчас окружающие ска­лы ушли в снег наполовину, и оттого долина напоминала гигантскую белую миску. Ни клочка травы, ни единой черной ветви, — все там было белым-бело.

То, что я увидел, поразило меня: то, что и эта чудес­ная долина может когда-нибудь замерзнуть, как-то не укладывалось в голове. Но едва взглянув на нее, я сразу подумал о том, что окошки в доме Лорны теперь не раскрываются, как у меня, потому что некому сейчас там взяться за лопату и покидать снег около них. И еще я подумал, что Лорне сейчас нужны одеяла, одеяла — куча теплых одеял! Эта мысль подстегнула меня, и я прибавил шагу. В долине не было видно ни одного Дуна. Кроме того, сомнительно было, чтобы ружье могло выстрелить при такой погоде, и к тому же я знал, что ни один чело­век не угонится за мной без снегоступов, — словом, по все­му по этому я задумал проникнуть в долину, съехав в нее прямо со скал.

И тут снова пошел снег, и он помог мне осуществить задуманное: человек, просидевший взаперти несколько дней кряду, — а Дуны, судя по всему, носа из дома не вы­совывали, — тщетно попытался бы теперь разглядеть хоть что-нибудь сквозь плотную снежную кисею,— он был слеп, как крот.

Я встал на край утеса, согнул ноги в коленях и... Не успел я сообразить, что произошло, как обнаружил, что благополучно съехал на самое дно долины. Добрые мои снегоступы не дали мне провалиться в сугроб, на котором я стоял, и, выпрямившись, я снова огляделся по сторонам и, убедившись лишний раз в том, что мороз убрал с мо­его пути всех Дунов до единого, бодро зашагал через до­лину.

Если бы Лорна выглянула сейчас из окошка, она бы наверняка не узнала бы меня в моих чудо-башмаках и огромном жилете из овечьей шерсти, сплошь покрытом снегом. Дом Лорны частично ушел под снег, хотя и не так глубоко, как наш, а я, воспользовавшись слепящей белиз­ной, царившей вокруг, осмотрел все окна, желая узнать, есть ли кто в доме или нет. Стекла, однако, были покры­ты таким толстым слоем льда, что невозможно было уз­нать, что делается внутри дома, и я вынужден был подойти к двери и постучать, хотя в ответ оттуда вполне, мог грянуть выстрел карабина. Но этого, слава Богу, не про­изошло, и я услышал звук шагов — кто-то вышел в прихожую, — шепот, а затем кто-то срывающимся голосом спросил через замочную скважину: — Кто там?

— Это я, Джон Ридд,— ответил я. За дверями раздал­ся легкий смех, снова зашептались, затем дверь приот­крылась на пару дюймов и тоненький голосок произнес:

— Просунь палец, молодой человек. На нем должно быть золотое кольцо. Но помни: если это не то кольцо, я стащу его, и назад ты его уже никогда не получишь.

Посмеявшись над «страшной» угрозой Гвенни, я про­сунул мизинец в щель. Гвенни тут же впустила меня в дом и закрыла дверь в мгновение ока.

— Что все это значит, Гвенни? — спросил я, поскользнувшись из-за громадных своих снегоступов, но призем­ляясь не на сугроб, а прямо на пол.

— А то и значит, что здесь твою девушку прячут,— бойко ответила служаночка.— Нас здесь заперли, и мо­рят голодом, и впускать нам никого не велено. Жаль, мо­лодой человек, что тебя нельзя есть, а то бы я живо оста­вила от тебя рожки да ножки!

Шутки шутками, но глаза ее блеснули таким голод­ным блеском, что я только и мог произнести: «Господи, помилуй!» Я вытащил большой кусок хлеба, что прихва­тил с собой на всякий случай, и передал его Гвенни. Та буквально выхватила его из рук и метнулась с ним на вторую половину дома, как я понял, к своей госпоже. А я тем временем начал снимать снегоступы, удивляясь, по­чему Лорна не вышла мне навстречу,

Наконец, Гвенни позвала меня, и я нашел свою лю­бимую такою, какою не видел никогда. Голод, холод, а также мое появление, необычайно взволновавшее ее, — все это оказалось для нее непосильным бременем. Она поте­ряла сознание и ныне сидела передо мной, откинувшись в кресле, белая, как снег за окном. Гвенни, приводя ее в чувство, попыталась вложить ей в рот корочку хлеба.

— Принеси воды или снега! — велел я, глядя на эти пустые хлопоты. — Ты, что, не знаешь, что нужно делать при обмороке?

— Я в Корнуолле про такие дела слыхом не слыхива­ла, — призналась Гвенни. — Это что — что-то вроде крово­течения?

— Пойди загляни в мою сумку, — сказал я, усмехнув­шись, потому что сердиться на Гвенни все равно было бессмысленно, — там у меня еще есть хлеб, поешь.

Бедную голодную девочку не пришлось упрашивать дважды. Она тут же вытащила из сумки кусок хлеба, разломила его, и не успел я привести Лорну в чувство, как Гвенни уже проглотила свою порцию.

— А я уж и не надеялась повидаться с тобой, — сла­бым голосом проговорила Лорна, открывая глаза. — Дума­ла, умру, а ты и не узнаешь о моей кончине.