Лорна Дун

Однако, что же это я, размечтавшись, стою один-одинешенек посреди несжатого поля, а гигантский серп, на­клонившись долу, праздно покоится в моей руке? А что делают работники? Ах, вот оно что: воспользовавшись тем, что я ничего не вижу и не слышу, они ушли под навес, туда, где стояли кувшины с сидром. Они вытащили хлеб и мясо, и если я мог верить своим глазам (затуманенным образом Лорны), работники принялись за обед, меж тем как церковные часы не пробили еще и одиннадцати.

— Джон Фрай, прохвост ты этакий! — в гневе закри­чал я, схватив Джона за шиворот и подняв его высоко над землей, — Джон Фрай, что все это значит?

— А то и значит... Да отпусти же ты, говорить невоз­можно!

Джону и впрямь было не до шуток: я схватил его так неожиданно, что он не успел вынуть изо рта гусиную ножку.

— Видишь ли, твоя милость... (Джон присвоил мне этот титул после того, как я вернулся из Лондона. Джон вбил себе в голову, будто король назначил меня членом городского совета и будто я держу это в секрете и нико­му не хочу рассказывать.) — ...Мы увидели, что твоя ми­лость стоит вся из себя в размышлении насчет того дела, которое поручил тебе король, и сочли, вишь ли, за луч­шее, не теряя времени, приступить к обеду прямо сейчас.

С этими словами он придвинул мне большую ложку жареного картофеля, и я с благодарностью принял ее, предоставив людям действовать так, как им хочется.

Обед удался на славу, и полдень застал нас за усерд­ной работой. Ни один жнец не обогнал меня в этот день на пшеничном поле, а к заходу солнца выяснилось, что за все время мы убрали никак не меньше двух акров. Вытерев серпы и смахнув пот со лба, мы отправились к нам на ферму в предвкушении доброго ужина.

За столами яблоку негде было упасть. Не задавая ма­кушке лишних вопросов, я молча принялся нарезать мясо и добавлять к нему подливу, потому что у жнецов и их жен аппетит разыгрался не на шутку. Анни, засучив рукава, сновала между работниками, подкладывая то одно­му, то другому картофельное пюре с топленым свиным салом и капустой. Даже Лиззи, оставив свои книжки, раз­ливала пиво и сидр, а матушка накладывала на оловян­ные тарелки куски баранины и пудинг с черносливом. У Бетти не было лишней минутки, чтобы, по обыкнове­нию, поворчать: она меняла кушанья, подавала мясо, ору­довала кочергой в печи, потом снова становилась к печи и все готовила, готовила, готовила... Джон Фрай и паль­цем не пошевелил, чтобы помочь ей, и, сидя рядом со сво­ей женушкой, шевелил лишь ножом и вилкой — женушка поминутно подкладывала ему в тарелку,— усиленно изо­бражая из себя почетного гостя. Бедная Бетти, ей при­шлось отдуваться в этот вечер, по меньшей мере, за чет­верых!

Когда, наконец, все было съедено подчистую и наста­ло время веселых возлияний, работники водрузили на ка­минную доску пшеничный сноп, перевязанный пестрыми ленточками, затем каждый поднял рог с пенящимся пи­вом и все хором затянули подходящую для такого случая песню — нашу Эксмурскую Песню Урожая. В первый раз у нас получилось весьма слаженно, потому что мы под­певали церковному хору, а преподобный Бауден отбивал такт пивной кружкой. Ниже, любезные читатели, я при­вожу эту песню полностью на тот случай, если какой фер­мер из нынешних захочет узнать, что же пели его деды и прадеды, и если потом, много лет спустя после того, как я отойду в мир иной, ее задумают спеть по обычаю пред­ков. Я переложу песню на общепринятый язык, чтобы да­леким моим потомкам не пришлось ломать голову из-за местного диалекта.

Эксмурская Песня Урожая

1

Завершается день, и вечерняя тень

Побеждает на светлом просторе.

Мы глядим с восхищеньем во взоре,

Как желтеют пшеница, овес и ячмень.

Припев:

За литое зерно, золотое зерно

Грех ли пить, если пить понемногу?

Мы снопами давно завалили гумно

С благодарностью Господу Богу!

2

Хлебный колос ядрен, он серпом покорен.

Он лежит на скрипучей повозке.

Тяжело на пшеничной полоске,

Но работою жнец не смущен, не смущен.

Припев:

За пшеницу — до дна! Хлеб во все времена

Человеку — и жизнь, и подмога.

Хоть устала спина, но душа все сильна

Благодарностью Господу Богу!

3

И ячмень — хоть куда; у него борода

И рыжа, и жестка, и колюча.

Ах, судьбина его неминуча:

Он падет под серпом, как всегда, как всегда.

Припев:

За ячмень — наливай! Будет с пивом наш край:

Ячменя тут сбирают помногу.

Хлебный снят урожай; жни ячмень, поспешай,

И, закончив, скажи: «Слава Богу!»

4

Погляди на овес, он поспел, он подрос.

 То-то радости нашим лошадкам!

Быть им сытым, здоровым и гладким.

Перед Богом за них с нас особенный спрос.

Припев:

Сжат ячмень; в аккурат остается нам, брат,

И овсы подобрать, а в итоге

За старанья стократ воздается нам, брат:

Мы счастливы в работе и в Боге!

5

Завершается день, и вечерняя тень

Побеждает на светлом просторе.

Мы глядим с восхищеньем во взоре,

Как желтеют пшеница, овес и ячмень.

Припев:

За литое зерно, золотое зерно,

За обилие жизни и хлеба,

Как дедами давно было заведено,

Мы восславим молитвою Небо!