Лорна Дун

На этот раз все мы готовились к предстоящему сраже­нию с единственной мыслью — победить или умереть. Не было среди нас никого, кто бы не пострадал от Дунов. Один потерял жену, другой — дочь, у третьего свели со двора любимую корову, и редкий среди нас не мог предъ­явить Дунам счет, по меньшей мере, за один сожженный стог сена. И что удивило меня тогда (но не удивляет те­перь), так это то, что потерявшие меньше всех громче всех жаловались на свои убытки. И то ли ложь их была слишком велика, чтобы подкрепить ее разумными довода­ми, то ли была она слишком мала, чтобы беспокоить Бога, призывая его в свидетели, но они знали, что победителей не судят и после победы никто не станет ловить их на слове, доискиваясь правды, и потому вруны тоже хотели разбить Дунов — хотя бы для того, чтобы после, греясь в лучах славы, врать еще больше.

Луна взошла над холмами, когда я с моими ребятами подошел к подножью водопада Беджворти. Начать восхождение мы должны были после мушкетного выстрела Джона Фрая. Джон должен был засесть на холме слева от нас, как раз на том самом месте, откуда я часами следил за долиной, ожидая, когда появится Лорна. Для пущей громкости Джон забил в ствол шерстяную пулю, чтобы дать нам знать о начале боя у Ворот Дунов, который навер­няка услышит он, но не услышим мы — из-за шума падаю­щей воды.

Ждать пришлось долго. Луна восходила на небосклон все выше и выше, и все гуще становился туман, оседавший на лугах меж холмов и скал. Сигнала не было. Молчал Джон Фрай, молчал его бландербасс.

Я уже начал нервничать. Уснул он там, что ли? Пусть другие убивают и других убивают — Джону хоть бы хны...

Выстрел!

Молодец, Джон, не подвел! Извини, друг, что плохо о тебе подумал...

— Сигнал, ребята! Держитесь за веревку, ружья ство­лами кверху, а то перестреляем друг друга. Я иду пер­вым; Айк, старина, ты полезешь следом за мной. Помни, ребята, лезть только вверх, только вверх! Кто вздумает лезть напопятную, разобьется и костей не соберет, а то и загонит в себя собственный заряд!

Еще больше я боялся, как бы эти недотепы не под­стрелили меня самого. Случись кому не так схватиться за ружье, и я, идя первым, первым же получаю пулю в спину. Том Фаггус и дядюшка Бен посоветовали лезть с заряженными ружьями, потому что, дескать, наверху, в темноте, люди могут и не зарядить мушкеты как следует. Дядюшке бы с Томом самим вести за собой этих растяп, посмотрел бы я...

Одно ружье при подъеме в самом деле выстрелило, но, слава Богу, никто не пострадал. Кроме того, заваруха на другом конце долины уже началась, и никто не обратил внимания на наш одиночный выстрел. Том Фаггус, как мы и договаривались, шумел во всю, изображая готовящуюся атаку, но при этом не показываясь из-за укрытий, меж тем как мы, перебегая с места на место, быстро просочились в долину. И не успел Каунселлор толком сообразить, что происходит, как у него в тылу запылал подожженный нами дом негодяя Карвера Дуна. Я оговорил для себя особое право первым поднести факел к жилищу этого мерзавца, и должен признаться, я потирал руки от удовольствия, когда увидел, как густые клубы дыма и огня повалили из дома того, кто не один мирный кров обратил во прах на своем веку.

Невинных женщин и детей мы не тронули, и прежде чем предать огню разбойничьи дома, мы вывели оттуда всех, кто там находился. У Карвера, как оказалось, было не то десять, не то двенадцать жен, и, видимо, поэтому он перенес потерю Лорны сравнительно легко. В толпе я приметил славного мальчугана, любимого сына Карвера, и среди жара, смрада и копоти, среди плача, крика, паники и торжествующей мести, сердце мое, непривычное к звер­ству, опомнилось и затрепетало от жалости. Я согнулся в три погибели, и ребенок, сообразив, что этот здоровенный дядька совершенно беспомощен перед ним, крохой, живо вскарабкался мне на спину и, звонко смеясь, оседлал меня с видом победителя.

Мы подожгли еще три дома, а потом велели женщи­нам бежать к Воротам Дунов за своими мужьями, и жен­щины, которым среди этой жуткой яви показалось, что нас тут целая сотня, бросились искать помощи у своих кор­мильцев.

Немедленно, как я и рассчитывал, Дуны отступили в глубь долины, оставя у Ворот трех человек. Все шипело, трещало, стонало, рушилось. В долине было светло, как днем.

Я не мог не злорадствовать, видя, как эти всегдаш­ние гордецы и тщеславцы торопливо оставляли позиции и спешили к своим гибнущим очагам. Но я видел, что оста­лось их не более дюжины, и не было в тот миг никого прекраснее и отважнее на всем белом свете, чем Дуны, и не было никого отчаяннее и жесточе, чем они. Да, их ос­талось совсем мало, и я, взяв на мушку их старшего, — это оказался Чарли — уже был не в силах стрелять. Они были совсем недалеко от нас, и каждый, освещаемый со всех сторон, был виден, как на ладони, и никто из них, ослепленный сплошной стеной огня, не видел нас. Может, взять их в плен? Зачем? Ведь завтра их все равно повесят. И все равно я уже не мог стрелять, и остановить своих ребят я тоже не мог.